Галина Рымбу

верин день рождения праздновали дома — с родственниками и тостами. раньше говорили — вот будет тебе четырнадцать/шестнадцать/восемнадцать и делай, что хочешь. вере восемнадцать — не хочется ничего.
ни счастья, здоровья, успехов в учебе.
ни женского счастья (а это другое счастье?)
ни оставаться красавицей до самой старости.
ни мудрости (никогда не было), ни терпения (этого полно).

скупая про запас, мы лишили вещи возможности быть ношеными

Почему? Потому что я родом оттуда, из материнских ковров, и это не вытравить и не изгнать — с прошлым рода можно жить только двумя способами: продолжая традицию, не осознав ее, погружаясь все дальше, сливаясь с привычными образами и перенимая, повторяя механистически и дословно за старшими женщинами. Или выставив на свет все черные точки и провалы, разобрав по косточкам и надписав каждую.

Полагаю, вещи нуждаются в подобном освобождении от воспоминаний, истерик, чрезмерной любви бывших хозяев к ним или пренебрежительного обращения, от предназначения, навязанного создателем воску, краске, глине или истрепанным шерстяным волокнам. Сохранить все материальные воплощения памяти мы все равно не в силах, давайте же художественно, творчески избавляться от них.

И непохожий сервант из IKEA вместе с гирляндами оттуда же извратили детский ковер, лишили его всего родительского, от чего мне хотелось бы избавиться, но сохранили и выпятили образ счастливого детства прошлой эпохи, освободив от правдивых деталей

Сохранить все материальные воплощения памяти мы все равно не в силах, давайте же художественно, творчески избавляться от них

это квирные ангелы в пустых городских канализациях,
играющие на железных перегородках.

сжимая пальцы ног внутри ботинок. Мороз пробирается внутрь, обмораживая что-то кроме кожи, что-то более жизненно важное, отчего все вокруг становится безразличнее и тупее.

мы возвращаем собственные образы из прошлого, приводя их в соответствие с обновленными представлениями о бывшем счастье.

Теперь нам надлежало жить вместе, вдвоем, смотреть друг на друга, терпеть усталость, гнев, дерьмо друг друга, умиляться сказочной красоте. Моя последняя новая кошка, наследство, оставшееся от распавшейся на кусочки ледяной мозаики чужой жизни, целеустремленно глядела в законный мрак.
Я же смотрела на то, как она смотрит.