ru
Ирис Юханссон

Особое детство

Повідомити про появу
Щоб читати цю книжку, завантажте файл EPUB або FB2 на Букмейт. Як завантажити книжку?
  • Ксения Волянскаяцитує8 років тому
    Субстантивные понятия я усваивала хорошо, если их не нужно было обобщать. Лампа – это именно та лампа, которая выглядит вот так, и никак иначе. Если кто-то говорил о лампе другого типа, её для меня не существовало. Её просто не было, пока кто-либо не прибавлял к этому слову что-либо, что отличало бы его от первого понятия, которое я усвоила, например, настольная лампа, настенная лампа и т. д. Люди, способные к общению, в первые годы жизни ассоциируют лампу с её функцией: то, что можно гасить и включать, называется лампа, но я не могла мыслить таким образом. Я не могла понять всю ту нематериальную информацию, которая присутствует в любой форме коммуникации, в которой обе стороны находятся на общем поле.
  • Анастасия Офицеровацитує8 років тому
    человек легко становится жертвой этой внешней оценки, придает ей первостепенное значение и считает, что она имеет отношение к нашей личностной ценности. Мы полагаем, что это имеет отношение к удовлетворению наших потребностей, что можно получить внешнюю защищенность, которая каким-то удивительным образом избавит нас от внутренней борьбы, с которой мы все время пытаемся совладать, что безмятежность возможна. Это не так, единственное, что мы получаем в результате, — это уныние и недовольство собой.
  • Анастасия Офицеровацитує8 років тому
    Вступить в этот вторичный мир было очень важно, чтобы стать, в каком-то смысле, настоящим человеком
  • Анастасия Офицеровацитує8 років тому
    (как будто есть что-то особенное, что можно получить от жизни, как будто она может быть завершенной в каком-либо смысле)
  • Иван Краснобаевцитує8 років тому
    Самое лучшее, когда вокруг полно людей, а человек при этом может оставаться самим собой.
  • bogdanovairinaцитує8 років тому
    Папа продолжал учить меня жизни: он то занимался упражнениями с зеркалом, то рассказывал мне что-либо или заставлял меня удерживать внимание, слушая радио, показывал мне все, с чем он сталкивался, разрешал мне писать красками и рисовать карандашом. Особенно белым мелом на грифельной доске. Правда, и тут не обходилось без проблем: я часто засовывала мел в рот и съедала, потом я начинала хрипеть и даже теряла голос почти на целый день.
  • bogdanovairinaцитує8 років тому
    замечательного учителя. Он сказал себе, что не понимает моей дислексии и неспособности отвечать на вопросы, и решил сделать все возможное, чтобы научить меня всему этому. Я сидела на передней скамье, а он стоял, наклонившись ко мне, и объяснял все еще раз, специально для меня. Написание сочинения проходило так: я писала много букв, которые мы с ним могли прочесть, потом я стояла сбоку от его учительского места и описывала все, что вижу, он записывал, а потом я списывала. Тогда он засчитывал мое участие, и мне можно было поставить отметку. Еще был такой вид обучения: мы сидели в комнате, где хранился школьный инвентарь, и он задавал мне один и тот же вопрос, каждый раз формулируя его по-разному, до тех пор, пока я, наконец, не понимала и говорила что-то похожее на ответ, он записывал все, что я говорю, и это служило основанием для выставления оценки. За два года, что я проучилась у этого учителя, я многому научилась, хотя я не могла оправдать его ожиданий.
  • Денис Селезневцитує11 років тому
    Проблема состоит в том, что человек легко становится жертвой этой внешней оценки, придает ей первостепенное значение и считает, что она имеет отношение к нашей личностной ценности. Мы полагаем, что это имеет отношение к удовлетворению наших потребностей, что можно получить внешнюю защищенность, которая каким-то удивительным образом избавит нас от внутренней борьбы, с которой мы все время пытаемся совладать, что безмятежность возможна.
  • Денис Селезневцитує11 років тому
    С другой стороны, я достаточно необузданна. У меня не много представлений и ценностей, которые сдерживают и ограничивают меня, когда речь идет о близком знакомстве. Я научилась тем вещам, которые значимы в обычной реальности, но я соблюдаю их только пока мне это удобно, и я в одно мгновение могу перекроить нормы, если это нужно. Можно сказать, что это своего рода аморальность. Но я не живу незаконно и не подавляю себя, просто я разумным образом приспосабливаюсь к наиболее гибкому способу функционирования. Я часто замечаю, что если другие нарушают какие-то моральные принципы или нормы, они страдают, испытывают угрызения совести, их мучает чувство невыполненного долга или им кажется, что они не имеют права — не могут жить дальше, короче говоря, они чувствуют себя злодеями. Со мной ничего подобного не происходит, я не чувствую ничего особенного, когда я нарушаю что-то священное.
  • Денис Селезневцитує11 років тому
    я могу следовать структуре, и это нисколько не мешает мне быть здесь-и-теперь
fb2epub
Перетягніть файли сюди, не більш ніж 5 за один раз