Ошибки, которые были допущены (но не мной). Почему мы оправдываем глупые убеждения, плохие решения и пагубные действия

Предубежденность появляется из-за склонности человеческого ума воспринимать и обрабатывать информацию при помощи категорий. «Категории» — это более приятное и нейтральное слово, чем «стереотипы», но это одно и то же.

Подобно тому, как мы замечаем лицемерие у других людей, но не у себя, подобно пашей убежденности, что деньги могут влиять на других людей, но не на нас, мы обнаруживаем предубеждения у других, но свои собственные — не замечаем. Благодаря «слепым зонам», защищающим нашу самооценку, мы полагаем, что у нас нет предвзятости, т. е. иррациональных или злых чувств по отношению ко всем членам другой группы. Поскольку мы не иррациональны и не злы, любые наши негативные чувства по отношению к другой группе — оправданы, наши антипатии — рациональны и обоснованы. Это с их предубежденностью нам нужно как-то справиться. Подобно хасидам, стучащим в дверь «для непредубежденных» в Музее толерантности, мы слепы по отношению к нашей собственной предубежденности.

«Объективность — это миф, — сказала мне биоэтик Эван Деренцо, приводя аргументы из феминистской философии в поддержку своей точки зрения. — Я не думаю, что среди живых есть кто-то, абсолютно не заинтересованный в том, какие результаты принесут его действия». Это весьма изобретательное самооправдание, которое поможет вам избавиться от диссонанса: «Раз уж настоящей объективности все равно не бывает, я могу принять плату за консультацию».

«Объективность — это миф, — сказала мне биоэтик Эван Деренцо, приводя аргументы из феминистской философии в поддержку своей точки зрения. — Я не думаю, что среди живых есть кто-то, абсолютно не заинтересованный в том, какие результаты принесут его действия».

Наши внутренние предубеждения, как о них сказали два ученых-правоведа «подобны в двух важных отношениях зрительным иллюзиям: они приводят нас к неверным выводам из имеющихся данных, а их мнимая правота продолжает вводить нас в заблуждение, даже если нам объяснили, в чем мы заблуждаемся» [46].

Росс с коллегами обнаружили, что мы верим в то, что паши собственные взгляды более беспристрастны и независимы, чем у других, отчасти потому, что мы полагаемся на интроспекцию: собственное осмысление того, как мы думаем и чувствуем, но у нас нет возможности узнать, что в действительности думают другие люди [44]. И, когда мы занимаемся интроспекцией, заглядывая в наши души и сердца, наша потребность избежать диссонанса заверяет нас в том, что у нас только самые лучшие и честные мотивы. Мы принимаем собственную заинтересованность какой-то проблемой как основание для того, чтобы считать, что наше мнение — верное и обоснованное: «Меня годами интересовала проблема контроля над огнестрельным оружием, следовательно, я знаю, о чем я говорю», — но точно такую же заинтересованность в проблеме других людей, взгляды которых отличаются от наших, мы считаем источником их предвзятости: «Она не может беспристрастно рассуждать о контроле над огнестрельным оружием, потому что долгие годы была вовлечена в эту проблему».

Социальный психолог Ли Росс называет этот феномен «наивным реализмом»: это непоколебимое убеждение в том, что мы ясно воспринимаем объекты и явления «такими, какие они есть» [41].

Мозг сконструирован так, что у него есть «слепые зоны», как оптические, так и психологические, и один из хитрых трюков — создать у нас иллюзию, будто лично у нас таких «слепых зон» нет.

Когда Магрудер впервые вошел в Белый дом, он был порядочным человеком. Но он начал, шаг за шагом, соглашаться совершать бесчестные поступки, оправдывая каждый такой поступок. Он оказался в ловушке примерно так же, как почти 3000 людей, принявших участие в знаменитом эксперименте социального психолога Стэнли Милгрэма (в некоторых источниках — Милграм — примеч. ред.) [37]. В первоначальной версии этого эксперимента две трети его участников, как им тогда казалось, наказывали электрошоком опасной для жизни интенсивности другого человека, просто потому что руководитель эксперимента продолжал им говорить: «По условиям эксперимента требуется, чтобы вы продолжали». Этот эксперимент почти всегда описывается как исследование подчинения авторитету. Конечно, это так, но этим он не исчерпывается: это также демонстрация долгосрочных эффектов самооправдания [38]

Часто, стоя на вершине пирамиды, мы сталкиваемся не с очевидным выбором между черным или белым, действием или бездействием, а с выборами «серыми», последствия которых неясны.