Наркопьянь

все эти разговоры о наркотиках ведутся политиканами различного уровня лишь ради того, чтобы скрыть правду об алкоголе. Убрать на второй план, так сказать

Навстречу двигались чем-то озабоченные люди, я смотрел на них и понимал: я в этой толпе чужой. Я не хочу того, что хотят они. Я не умею того, что умеют они. Я словно старое пугало в чужом огороде.

— А представляешь, что всего этого — парка, скамейки, людей всех этих, да и нас с тобой — не существует. Просто происходят процессы в голове неизвестного творца…

— Тогда еще лучше. Ты не несешь ответственности ни за что. Просто наблюдаешь.

Да уж, — подумал я, — история пития восходит к самой колыбели человечества. Человек начал пить, как только более-менее твердо встал на ноги. Начал — и тут же твердости в ногах поубавилось.

Люди в метро, словно слепок всего гадкого, порочного и мерзкого. Едут со своей работы. Или на работу. По хуй. Неважно. Важно, что именно ИМ все по хуй. Если у них на глазах начнут убивать человека, они, скорее всего, отвернутся. Чтобы не видеть, как тот, сипя и харкая кровью, подыхает. Отвратительное зрелище. Портит аппетит. Сбивает с рабочего ритма. А надо работать. Работать, бля.

Наверное, мы — последние романтики в этом загнившем мире, а наркотики и алкоголь — это что-то вроде барокамеры, нашей секретной комнаты, в которой мы прячемся от него. Мы — дети, скрывающиеся от взрослых, потому что мы не хотим быть взрослыми, потому что мы не хотим отравлять свою беззаботную жизнь взрослением со всеми вытекающими отсюда последствиями: неизбежным цинизмом и душевной пустотой.

— Нет, это слова твоего внутреннего Бога.
— У меня внутри никого не живет.
— А на небе?
— Это другое дело…
— Нет, то, что внутри — то и снаружи. Это дуализм реальности.
— Тогда дуализм реальности — это консервы «Анкл Бенс», сделанные из негра, потому что его рожа на этикетке,

Единственная вещь, которую он взял с собой в дорогу, был увесистый том Ницше, любимого и ненаглядного. Больше у него ничего не было. Предстояло сделать выбор, и Ботаник сделал его с достоинством.
Возможно, именно благодаря столь уважаемой им ницшеанской доктрине, он победил в себе чувство преклонения перед ученым трудом и благополучно сплавил его букинистам, а на вырученные деньги купил еду. Так естественные биологические потребности победили потребности духа, и Ботаник в очередной раз убедился в торжестве биологии над философией. Но Ницше любить не перестал. Все, что нас не убивает, нас делает сильней, — любил он повторять.

Есть еще выходные. Самое забавное, что есть они даже у тех, кто вообще нигде не работает и, в общем-то, исходя из смысла вышесказанного, выходить им неоткуда и некуда, так как каждый день у них выходной. Однако существует один любопытный факт: даже эти сомнительные личности считают своим долгом выпить в субботу и, как правило, продолжить в воскресенье.

Нет хуже алкоголика, чем завязавший алкоголик. Это что-то вроде клоуна без цирка.