Екатерина Дрибинская

Шум этой реки, перекатывающей гальку, сопровождал Тимару всю жизнь.

Жизнь совсем другая, если тебе не приходится сталкиваться со всеобщим убеждением, что тебя не должно быть на свете.

Элис понимала, что война ужасна, что она разрушительна и что ее следует ненавидеть, но в ее жизни война была единственным действительно волнующим событием.

От постели сладко пахло одеколоном Элис Финбок и ароматом самой Элис. Лефтрин уткнулся лицом в подушку и глубоко вдохнул ее запах. Потом усмехнулся собственной глупости. Он влюбился, как безусый юнец

Несложно, пусть и больно, представить, как эти руки держат ее за плечи и как ногти впиваются в ее кожу. От них потом остаются полукруглые следы. Седрик знал это. Его руки сами собой поднялись к лицу, к плечам. С тех пор как Гест оставлял на нем такие следы, прошли уже недели. Седрику их не хватало.

С ним Реддинг.
В горле застрял противный комок. Слезы бы помогли, но Седрик совершенно не мог плакать. Гест. Гест…

Лицо девушки порозовело от радости. Приттус протянул ей руки, и она вложила в них свои. Седрику пришлось отвернуться, его душила зависть — у него такого никогда не будет!

Одной рукой Гест ухватил Седрика за парадную рубашку под горлом, другой вцепился в волосы на макушке. Потом наклонился и прижался губами к губам Седрика, словно хотел пожрать его.

Вскоре Гест стал для него целым миром.

Он и его жена, даже не глядя друг на друга, двигались так, словно между ними были протянуты незримые нити или словно они двое были половинками Са, вновь ставшего единым целым. И Элис казалось, что ее сердце разорвется от зависти.