Доминик Фортье

Когда страну раздирает братоубийственная война, Эмили словно рвется сама, клетка за клеткой. Она не понимает, как осмыслить эту гигантскую бойню, Бога, парящего над ней, сожженные дома и сады, калек и бездомных, поля, где спят прекрасные, словно куклы, юноши.
Эта страна перестала быть ее страной. Она вообще перестала быть, она вот-вот расколется, и сердце Эмили, ее слабое сердце посреди этой бури тоже медленно раскалывается на куски каждый вечер, а к утру его кое-как удается собрать вновь. Теперь она знает: орел каждый день прилетал клевать не печень Прометея.

Она пишет не для того, чтобы самой стать видимой. Она пишет, чтобы засвидетельствовать: здесь жил цветок, жил в течение трех июльских дней 18** года и был убит ливнем на рассвете. Каждое стихотворение — крошечная гробница, воздвигнутая в память о незримом

Нет ни трагедии, ни кризиса, ни переломного момента. Эмили удаляется от мира постепенно, с каждым днем закрываясь от него все больше. Возможно, как и большинство людей, которые, старея, укрепляются в своих привычках и все больше становятся собой, она просто уступает естественной склонности — одиночеству, и принимает его следствие — молчание. По правде сказать, мне это понять не слишком сложно — гораздо труднее уяснить, почему другие писатели не делают подобный выбор

Только одуванчикам нечего сказать: они просто радуются, что живы.

Только одуванчикам нечего сказать: они просто радуются, что живы.

В руках отца цветок кажется увядшим и блеклым. Он кладет его и достает том энциклопедии «Британника», которая ровными рядами — с первого по двадцать первый том — стоит на полках в середине книжного шкафа. Открывает и осторожно листает.
— Через несколько месяцев страницы впитают влагу растения, и вы сможете вклеить его в свой гербарий.
Эмили молча изумляется: книги питаются соком цветов.

Она слишком высокая, у нее слишком длинная шея, слишком худые ноги. Ей бы родиться огородным пугалом среди поля тыкв, и скворцы разлетались бы от нее в разные стороны. Так и стояла бы все томительное лето напролет, ежилась под струями дождя или смотрела, как под солнцем раздуваются оранжевые шары. А потом, когда настанет пора сбора урожая, ее бы тоже выдернули из земли и бросили в костер. Какое из нее получилось бы пламя — с ее-то сухими руками, худыми ногами, длинными волосами и сердцем, воспламеняющимся легко, как спичка.

Ребенком она радовалась, положив цветы в книги, написанные другими. Теперь же, став взрослой, столкнулась с более сложными вещами: птицы и облака, начертанные на белой странице, все время грозятся взлететь, оставив вас наедине с собственным желанием.

Слова — хрупкие создания, которые нужно, как бабочек, пришпилить булавкой на бумагу, иначе они разлетятся по комнате.
Доминик Фортье

Дорога из дома до школы не очень длинная, но Эмили кажется, будто она пересекает целые континенты и переплывает океаны. Лошадиные копыта стучат по мостовой в том же ритме, с каким тонкая стрелка на старых часах отсчитывает секунды. Эмили испытывает странное незнакомое чувство: смесь страха и нетерпения, от которого мурашки в ногах и бабочки в животе. Это ей даже нравится — они ее попутчики по дороге в школу.