Михаил Давыдов

. В итоге в начале ХХ века Российская империя была единственной мировой державой, которая обходилась без парламента и на которую не распространялось понятие правового государства.

За три четверти века — от Александра I до Русско-японской войны — очень важные, жгучие вопросы русской жизни так и не были решены, их поместили, условно говоря, в вечную социально-политическую мерзлоту, в которой многие из них существуют и сегодня.

Ведь образ царской России как отсталой страны с незавершенными реформами и ограниченными возможностями имеет смысл только в соотнесении с Россией Советской — страной успешных реформ и неограниченных возможностей, включая практику неограниченного геноцида собственного народа.

В 1240 году, когда Батый взял Киев, Русь была свободной страной, хотя в ней, разумеется, как и в Европе, были зависимые люди. А через двести сорок лет как бы вышедшее из монгольского ига Русское государство во многом оказалось православной калькой с Золотой Орды.

Усилиями Ивана III, Василия III и Ивана Грозного к середине XVI века ни светская, ни церковная вотчина не имели правовой защиты, что практически доказала опричнина с ее конфискациями, выселениями, переселениями. Самый знатный человек мог лишиться собственности в любой момент, часто — вместе с жизнью.

Историк К. Ф. Шацилло писал, что Россия могла кормить самую большую в мире армию, но не могла вооружить ее в соответствии с требованиями времени. В частности, наша промышленность в принципе не в состоянии была производить некоторые виды новейших вооружений.
При этом «ненависть» к иностранному капиталу не мешала размещать за границей оборонные заказы на гигантские суммы, в то время как отдельные русские частные заводы стали получать военные заказы лишь перед Русско-японской войной.

Постепенно такие тезисы, как кризис крестьянского хозяйства, уменьшение поголовья крестьянского скота, рост численности дворов без лошадей или коров, снижение урожайности и вообще любые негативные характеристики положения крестьянства стали общими местами или своего рода аксиомами, которые не требовали доказательств, хотя статистически подкреплялись они слабо

В сущности, достаточно прочесть хотя бы очерки Глеба Успенского «Три деревни» и «Равнение под одно», чтобы убедиться в несостоятельности этих расхожих критических штампов

Пессимизм нарастал крещендо. При свободе печати настроения такого рода, однажды возникнув, уже не ослабевают. Оппозиции слишком выгодно их поддерживать. В итоге родилась так называемая парадигма кризиса и пауперизации.

Например, после 1861 года в понятия «голод», «голодовка», «нужда», «непосильные платежи», а также «насилие», «произвол» и другие вкладывали не совсем тот, а часто далеко не тот смысл, который вкладываем мы сейчас