Кио Маклир

Дело было той самой зимой, которая пришла слишком рано. Снег валил беспрерывно. Помню, по радио какой-то ведущий обронил: «Глобальное потепление? Ха!» А еще той зимой я обнаружила, что во мне что-то поломалось. Что именно, я не знала, а знала только, что забарахлила неведомая деталь, которая прежде, размеренно вращаясь, помогала мне не выбиваться из графика. Я поглядывала на тех людей вокруг, кто по-прежнему успешно справлялся со всем — дирижировал приготовлением обедов, карьерой и детьми. Kак же мне хотелось, чтобы мне напомнили, как это сделать. Я-то сбилась с ритма

В самые холодные месяцы, когда уныние казалось естественным и даже предопределенным состоянием души, приятно было видеть, что на свете есть птицы, изобретательно ему сопротивляющиеся

Усердия отцу было не занимать. В тот день, беседуя с ним по телефону, я знала: где бы он ни присел в своей тесной квартире — на кушетке у окна или за свой старый письменный стол красного дерева — одет он прилично, свежевыбрит, волосы недавно расчесаны. На кухне у него — стопки тарелок и чистые стаканы. В шкафу — стопки полотенец и сложенное постельное белье.
Гены этого усердия я опознавала в себе и в других — тех, кто мне близок. Опознавала эти отважные, творческие, иногда напрасные старания противостоять по мелочам тем мириадам сил, которые так и рвутся сыграть с нами злую шутку, выбить из колеи. Так устроена жизнь — она то и дело чинит нам унизительные, банальные, порой гнусные препятствия. Если повезет, мы учимся на наблюдениях за тем, как эту полосу препятствий преодолевают — не падая духом, не вешая нос — другие. Если повезет, мы научимся жить в потоке беспрерывной адаптации. В состоянии раздвоенности. То порхая, то напрягаясь

1. Грандиозных причин жить не существует. Зато существуют маленькие причины

о том, как жить долго и чувствовать одновременно собственную малость и безграничность, заполненную птицами, искусством, любовью и смертью

насколько же легче человеческому сознанию переносить внешнюю опасность, чем опасности внутренние»; подтверждением Джонс считал тот факт, что в период «Блица» — немецких воздушных налетов 1940–1941 годов — в Лондоне сократились число самоубийств и заболеваемость душевными расстройствами

Птицы велят мне ни о чем не беспокоиться, говорят, что беспокойство, с которым я иногда не могу сладить, — по большому счету ерундовое. Говорят, что это нормально, когда чувствуешь себя букашкой по сравнению с размахом вселенной. Порой от того, что умаляешь себя и становишься скромнее, становишься сильнее, добрее

если ты прислушиваешься к птичьим голосам, каждый день пройдет с песнями

Я чувствую себя как дома во всём мире — везде, где есть облака, птицы и людские слезы»