Эстела Уэллдон

Уэллдон не относится к своим пациентам ни с сентиментальностью, видя в них исключительно жертв, ни с неумолимостью психиатрической диагностики, видя в них больных. Кроме того, она считает, что доброхотам, ищущим любви и приятия, не место в психотерапии. Терапевтам приходится иметь дело с людьми, испытывающими к ним ненависть из-за того, что у них не было возможности выразить ее по отношению к тем, кто не заботился, унижал, а норой и буквально насиловал их. Им не нужно утешение, они не хотят слышать (а даже если и услышат, то не поверят), что какая-то их часть хорошая. Они нуждаются в возможности открыто говорить, в том числе и о своей ненависти (Welldon 2011). Фрейд считал, что быть абсолютно честным с самим собой — хорошее упражнение. Уэллдон остается предельно честной с собой и предлагает своим пациентам оставаться честными по отношению к себе.

Первертная женщина не думает, что ей можно получать удовольствие, чувствуя себя отдельным человеком с собственной идентичностью. Другими словами, она не испытала свободы быть самой собой. В результате у нее появляется глубокое убеждение, что она является не полноценным существом, а лишь частичным объектом своей матери, каким она себя и чувствовала рядом с матерью в раннем детстве. Очень рано она почувствовала себя ненужной, нежеланной, пренебрегаемой или, наоборот, очень важной, но практически нераздельной частью жизни своих родителей (обычно матери). В последнем случае она будет чувствовать себя парализованной от «чрезмерной опеки» (что, по сути, означает полное отсутствие опеки). И то и другое порождает сильное чувство небезопасности и уязвимости, а также вызывает сильную ненависть к тому, кто явился их причиной и был для нее самым важным человеком в детстве — к своей матери.

Такие люди меняют роль жертвы на роль гонителя. В своих поступках они становятся преследователями, которые издевались и унижали их ранее. Они обращаются со своими жертвами так, как им казалось обращались с ними: как с частичными объектами, которые должны удовлетворять их прихоти и причудливые ожидания. Такое очевидное сексуальное отыгрывание является маниакальной защитой от жуткого страха, связанного с угрозой потери матери и собственной идентичности.

Главной особенностью перверсии является то, что на символическом уровне женщина при помощи первертных действий пытается побороть громадный страх потери матери. Будучи ребенком, она не чувствовала себя в безопасности со своей матерью, напротив, будучи беззащитной, она воспринимала мать как очень опасную. Следовательно, глубинная мотивация перверсии является враждебной и садистической. Этот бессознательный механизм характеризует первертную психику.