Ирина Тарасенко

Женщины по природе своей не могут рисовать: их воображение слишком беспечно, а глаза слишком невнимательны.

Подумайте о ней, как вы думали о той, которая впервые заставила сильнее биться ваше сердце, остававшееся равнодушным к чарам других женщин. Пусть кроткие, полные искренности голубые глаза ее встретятся с вашими, как они встретились с моими в том первом, неповторимом взгляде, который мы оба запомним навсегда! Пусть ее голос зазвучит для вас музыкой, которую вы некогда любили более всего, такой же нежной для вашего слуха, как и для моего! Пусть ее шаги, когда она появляется и уходит на этих страницах, будут похожи на те, с воздушным шелестом которых ваше сердце билось когда-то в такт! Взгляните на нее как на лелеемую вашим воображением мечту, и тогда она предстанет перед вами так же явственно, как та, что живет в моем сердце.

Глядя на эту кроткую, сговорчивую, невозмутимо-спокойную, безобидную старушку, никто не мог бы с уверенностью сказать, а жила ли она на самом деле с тех самых пор, как родилась.

Наша способность ценить красоту земли, на которой мы живем, является одним из достижений цивилизованности, ей мы научаемся, как любому другому искусству; кроме того, эта самая способность тогда только проявляется в нас, когда наше воображение не занято ничем другим.

Величайшая гора, какую только может охватить взор, со временем разрушится, так предназначено ей природой, в то время как самое ничтожное влечение, какое только в состоянии почувствовать человеческое сердце, бессмертно.

Меня тревожило, что уже в начале своей жизни она оглядывается назад, как я — в конце своей.

На свете есть много разновидностей ловких дельцов от юриспруденции, однако, на мой взгляд, труднее всего иметь дело с теми из них, кто обманывает вас с видом самого веселого добродушия.

удучи, однако, всего только женщиной, пожизненно приговоренной к терпению, пристойности поведения и кринолинам, я должна уважать мнение домоправительницы и попытаться успокоиться каким-нибудь вялым, но зато чисто женским способом.

люди. Я всегда настаивала на том, что верить расхожему утверждению, будто чрезвычайная толщина неразрывно связана с чрезвычайным добродушием, — это все равно что соглашаться, будто только добродушные люди толстеют или что случайная прибавка в весе напрямую оказывает благотворное влияние на характер располневшего человека.

Главное несчастье моей жизни заключается в том, что никто не хочет оставить меня в покое.