Филипп Дзядко

Но, пожалуй, здесь виноватых нет,
каждый делал что-то по мере сил.

Стихи — это моментальный снимок, попытка поймать преломление воздуха, что-то эфемерное, неподвластное объяснению.

Смерть сегодня в сахаре заварена.
Воздух с улицы идет на нас войной.
Чем отсвечивает праздничное зарево,
отвернувшись, чувствуешь спиной.

Эта земля, впитавшая столько молний,
долго на нас глядела, не нагляделась —
не разглядела: что за народ неполный,
вроде живое, а с виду окаменелость.

Это из воздуха на дворе,
полном политики словно гари,
передается: тире — тире,
а произносится: твари — твари.

Что же скрывается в глубине?
Хитрые часики ходят, цепляясь колесами.
Сонные мухи встречаются с мертвыми осами
там, в ненадежной квартире,
в ненужной стране.

Слепленный из мягкого, из ватного,
сделанный из снега на воде,
темный воздух ищет виноватого,
в накладной выходит бороде.

И уходит. Места не нашлось ему,
в памяти как будто снежный ком —
темный воздух, тонкими полозьями
увозящий прошлое тайком.

Останутся от этих дней
карманы, полные камней,
что бросить духу не хватило.

Сор смести, заплатить за свет.
Три письма послать в три страны.

Все дела переделать, которых нет.
Которые и нужны
лишь на время, когда в тишине повис
звук, родной одним комарам да мухам —
самый тонкий, неразличимый свист,
не улавливаемый ухом.

Замолчать. Извести. Изжить. На худой конец
завалить тряпьем.
Обмануть неслаженный писк сердец —
сокрушенье каждого о своем [1].

Эта земля, впитавшая столько молний,
долго на нас глядела, не нагляделась —
не разглядела: что за народ неполный,
вроде живое, а с виду окаменелость.