Холли Рейс

Отвагою влеком,
Неудержим в своем порыве смелом,
Вошел в пещеру рыцарь прямиком,
Заворожен таинственным пределом.
Но луч напоминал о свете белом
И, отраженный сталью...

фото­графиях в ней было что-то от дикарки: темные волосы,­ широкий рот, светлая кожа. Папа постоянно твердил, какой она была доброй и любящей, а это только злило меня

моего брата золотистая кожа, словно он приплыл из Испании, густые темные волосы и сияющие синие глаза, что делает его похожим на кинозвезду прежних времен. Между тем как я... ну, лучше просто сказать, что когда папа описывает меня как «удивительную», он слишком добр. Мои светлые волосы и бледная кожа настолько невзрачны, что, когда я надеваю солнечные очки, никто ничего не замечает.

Рыжие встрепанные волосы; шрамы на лице; плохо сидящие латы. На рисунке то самое лицо. Лицо, которое велело мне проснуться лишь несколько секунд назад, теперь уже не сон. Она здесь. Мой ангел-хранитель пришла за мной.

И невольно опускаюсь на колени. Вот она, моя мать, такая, какой не передал ее ни один фотоснимок. Теплая, озорная улыбка, ямочки на щеках. И неуязвимая уверен­ность — вроде той, что я вижу в Олли. В углу подпись: «Э. К.».

Мои красные глаза встречаются со взглядом синих глаз Олли, и я вдруг все осознаю с безумной ясностью. Я всегда подшучивала над тем, что Олли досталась красота, а мне духовность, но я была куда ближе к правде, чем сама понимала. Мы близнецы. Красный и синий создают фиолетовый.
Я умею управлять мыслями, а Олли умеет их читать.
Мы две половинки.

Слишком сильный страх превращает нас в камень, но если его недостаточно — мы уже не люди.

Конечно, мы это сделаем, сэр.
Вот только как — одному богу ведомо.

Справедливости нет. Вообще. Ее не было в день того костра, ее не было сегодня, и ее не будет­ впредь

Что-то теплое выплескивается мне в лицо. Но мой первый порыв — не бежать, и не кричать, и не сражаться. Мне нужно найти голову Рамеша