Олег Бахтияров

ссы, явления, события – нечто – уже свершились, а дальше нет ничего качественно определенного, нет ничего, что заслуживало бы своего имени.

«Пост» в его современной формулировке – это не просто «после чего-то», современный «пост» – это после Всего. То «после», за которым следует смерть и мумификация культуры. Даже приставки, означающие выход, переход, вроде «мета» и «транс», тоже становятся лишь обертками термина «пост» – «трансгуманизм», «метамодерн».

Впрочем, у нового мира уже появляется имя: VUCA-мир – от английских слов «нестабильность», «неопределенность», «сложность» и «неоднозначность». За этими словами, обозначающими нарастающие сложности в политике и технологиях, стоит нечто гораздо большее – исчерпанность мира реакций, мира ответов на вызовы, в котором мы жили до сих пор.

С VUCA-миром нельзя справиться обычными методами. Нужна особая позиция. ИНАЯ позиция. Грандиозная историческая драма заканчивается. Пора начинать писать новые пьесы.

Борьба трех начал – Воли, Стабильности и Хаоса – хорошо заметна в русской истории. Воля творит новые формы – и, творя их, тем создает Стабильность, пока не «засыпает». Но, когда она «засыпает», тогда и начинается Смутное время: не ограниченный правилами Хаос, выйдя из-под контроля Воли, ломает ранее созданные формы Стабильности. Преодоление Смутного времени означает, что Воля вновь начинает создавать организованные формы над Хаосом. Но это именно новые формы, а не продолжение прежних (для продолжения предыдущего не требуется Воли, достаточно инерции). Это и есть циклы историопластики.

езюме заключается в том, что Гитлер и Сталин поняли что-то гораздо глубже про устройство общества, чем мы предполагали. На протяжении без малого 25 лет, которые прошли с окончания Первой мировой войны, Запад, Европа решили, что люди хотят хорошей жизни, гедонистического образа жизни, благ, контрацептивов, потребления и так далее. Либеральные политики сказали: «Мы дадим вам хорошую жизнь», на что те сказали, что человек устроен по-другому, что человеку, кроме всего этого, еще нужна идея, нужна борьба, нужен героизм, нужен патриотизм. И когда Гитлер и Сталин сказали: «Мы дадим вам не благополучие и тихую семейную жизнь, а то, ради чего жить. У вас будут страдания, у вас будет борьба, у вас будет ярость», к их ногам пали миллионы людей»[

Четвертое – это всегда нечто принципиально иное по отношению к предыдущей тройке. После исчерпания трех базовых политических теорий (либеральной, коммунистической и национал-социалистической) начинается поиск четвертой политической теории, которая, в отличие от трех предыдущих, отнюдь не гарантирована.

Русскому… присуще стремление к свободе не только от ига чуждых народов, но и к свободе от оков всего преходящего и бренного… Последнее слово русской культуры будет как раз новым словом о человеческой свободе. И чтобы его отыскать, его познать, она должна пройти через все адские муки деспотизма»[110].

Расширяя сферу этого вопроса на организованные сообщества, мы приходим к следующей формулировке: как организовать работу группы, организации, корпорации, опираясь не на правила, а на прямое развертывание смыслов, порождающих задачи. А далее – как организовать жизнь государства и надгосударственных структур, опираясь не на законы, а на прямое волевое действие. Как перейти к тому особому существованию, из которого творятся осмысленные формы.

Внутренняя свобода и потребность в ясном понимании не культивируются в современных обществах. Общество должно быть управляемо и состоять из людей, принимающих обусловленность своих желаний, мотиваций и решений организованным множеством социальных факторов как естественную данность. Представление о свободной воле как реальности тщательно изгоняется, подкрепляясь и философскими, и нейрофизиологическими дискурсами. Свободными и сильными людьми нельзя управлять посредством манипуляций, а христианский контекст, который только и дает представление об организованной жизни людей с пробужденной волей и ясным пониманием Бытия, уже достаточно давно отброшен на общественную периферию.

Подобие человека Богу – не в форме его тела или строении его психики, подобие – в способности к любви и творчеству. Творение ex nihilo отражается в человеческой природе как акт волевого создания новых форм из субстанции Сознания. Воцерковление Технологий не означает введение ограничений на их развитие. Церковь призвана диктовать Технологиям не «чего нельзя», а «куда идти

10.8. Преимущества России. Россия, безусловно, предрасположена к волюнтократии.

С одной стороны, историопластика: многообразие малосовместимых исторических форм и еще большее многообразие исторических проектов, требующее упорядочивающего начала. Волюнтократия отменяет господство закона и понятие судьбы. Россия, не любящая законы и время от времени меняющая направления своей судьбы, ближе всего стоит к пониманию возможностей волюнтократии.

С другой стороны – исчерпанность проектов при сохранении жизненной энергии и достаточной пассионарности. Этих двух обстоятельств достаточно для прыжка в Над. К этому нужно добавить интенсивное обсуждения темы Иного, За, трансгрессии в русских интеллектуальных кругах. Но главное – опыт непосредственного соприкосновения с Бездной. Те, кто выжил после такого соприкосновения, приобретают особый иммунитет.