Майкл Игнатьев

В книге «Человек ли это?» Примо Леви рассказывает о том, как его интервьюировал доктор Гельмут фон Паннвиц, глава химической лаборатории Освенцима[3]. Получение места в лаборатории было для заключенного вопросом жизни и смерти: если бы Леви смог убедить Паннвица в том, что он компетентный химик, это избавило бы его от газовой камеры. Пока узник в своей полосатой лагерной робе стоял напротив письменного стола, Паннвиц пристально изучал его. Позже Леви вспоминал: «Дело в том, что посмотрел он на меня не таким взглядом, каким человек смотрит на человека, и, если бы я мог до конца разобраться в природе этого взгляда, словно направленного через стеклянную стенку аквариума на существо из другой среды обитания, я бы разобрался и в причинах великого безумия Третьего рейха». Ученый, воспитанный в традициях европейской рациональности, превратил встречу двух человеческих существ в контакт между представителями двух разных видов.

определение прогресса, которое предложил Ричард Рорти: по его мнению, прогресс есть «утверждение способности воспринимать все большее число различий между отдельными людьми в качестве морально ничтожных факторов»[4].

Из опыта прошлого нам известно о том, что когда люди обладают подлежащими защите правами — когда их человеческая субъектность защищается и поощряется, — их сложнее оскорблять и угнетать. Именно на этом основании мы рассматриваем распространение правозащитного инструментария как прогресс, несмотря даже на то, что между самим наличием этих инструментов и их применением отдельными государствами сохраняется глубокая пропасть.

Оценивая распространение западных представлений о правах человека по миру в качестве морального прогресса, можно прослыть европоцентристом. И все-таки в правозащитном инст­рументарии, созданном после 1945 года, не стоит видеть триумфальное воплощение имперского самодовольства Европы; скорее, это плод размышлений пережившего войну поколения о европейском нигилизме и его последствиях.

В историческом плане Всеобщая декларация прав человека стала составным элементом реорганизации нормативного порядка, начавшейся в международных отношениях после войны и призванной создать прочные заслоны от варварства. Правовая революция включала в себя принятие нескольких документов, среди которых наиболее значимыми стали следующие: Устав ООН 1945 года, запрещающий агрессивные войны; Конвенция о предупреждении геноцида и наказании за него 1948 года, защищающая религиозные, расовые и этнические группы от уничтожения; Женевская конвенция о защите гражданского населения во время войны 1949 года, укрепляющая положение мирных граждан в ходе конфликтов; наконец, Конвенция о статусе беженцев 1951 года, гарантирующая права вынужденных изгнанников.

До Второй мировой войны субъектами международного права были только государства.

Язык правовых притязаний не способствует компромиссам.

Права человека есть не что иное, как политика, причем такая, которая должна приспосабливать этические идеалы к конкретным ситуациям. Реализуя ее, надо быть готовым к болезненным компромиссам не только между целями и средствами, но и между самими целями.

Межэтнические противоречия особенно остры в тех странах, в которых, подобно бывшей коммунистической Югославии и отчаянно бедной Руанде, обладание государственной властью предстает уникальным источником любых социальных, политических, экономических привилегий.

С принятием Всеобщей декларации прав человека 1948 года международное признание получили и права индивидов[5]. Впервые в истории отдельные личности, независимо от их расы, вероисповедания, пола, возраста или других характеристик, получили права, которые могут быть использованы ими для защиты от несправедливых государственных законов или угнетательских практик.
Среди инициаторов всемирной правозащитной революции не было стран, которым на тот момент уже удалось бы воплотить идеалы прав человека в жизнь. Америка и европейские государства тогда еще не завершили правовую эмансипацию собственных граждан или подвластных им колониальных народов. Более того, многие государства, участвовавшие в подготовке Всеобщей декларации, не видели никакого противоречия между совершенствованием норм международного права на внешней арене и сохранением угнетения и дискриминации у себя дома. Они полагали, что Всеобщая декларация останется набором прекраснодушных клише, используемых в основном в декоративных целях. Тем не менее, войдя в нормы международного права, идеология прав человека подстегнула антиколониальные революции в их заморских владениях и борьбу за гражданские права на их собственной территории. Правовую революцию нельзя рассматривать в отрыве как от борьбы за самоопределение и независимость в европейских колониях, так и от битвы за равноправие чернокожих граждан США, увенчавшейся принятием в 1965 году Акта о гражданских правах[6].