Боги и вообще духовные существа, как они изображаются художниками, не совсем те, какие нужны поэту. У художника это – олицетворенные абстрактные понятия, которые должны обладать постоянными характерными чертами для того, чтобы их можно было узнать. У поэта же они действительно живые существа, которые, кроме основных своих черт, обладают и другими свойствами и страстями, заслоняющими при соответственных обстоятельствах основные черты. Венера для ваятеля есть только любовь, и потому он должен стараться придать ей всю ту стыдливую скромную красоту, все прелести, какие восхищают нас в любимых существах и которые мы сочетаем в отвлеченном представлении о богине любви. Малейшее уклонение от этого идеала отнимает у нас возможность узнать изображение богини. Красота, – но более величавая, чем стыдливая, – свойственна уже не Венере, а Юноне. Прелесть, – но более властная и мужественная, чем нежная, свойственна уже образу Минервы, а не Венеры. Поэтому-то гневная Венера, Венера, волнуемая местью и яростью, представляется художнику чистым противоречием, ибо любви, как любви, не свойственны ни гнев, ни мщение. Для поэта Венера есть также любовь, но вместе с тем и богиня любви, имеющая, кроме этого своего основного характера, и свою собственную индивидуальность и, следовательно, способная поддаваться как отталкивающим, так и привлекательным страстям.