Борис Поршнев

Бори́с Фёдорович По́ршнев — советский историк и социолог. Доктор исторических (1941) и философских (1966) наук. Жена — Изольда Мееровна Лукомская. Приёмный сын Поршнева — математик академик В. П. Маслов. Поршнев был коренным петербуржцем. Его отец, Фёдор Иванович Поршнев, получил инженерное образование в Германии. Он владел небольшим кирпичным заводом (построенным его отцом в Гавани Васильевского острова). Кирпичи с фамильным клеймом «Поршневъ» находят в городе до сих пор. По воспоминаниям дочери учёного Екатерины Борисовны Поршневой, дед критически воспринял социалистическую революцию, в отличие от бабушки Аделаиды Григорьевны (урождённой Тинтуриной), большевички и сподвижницы Н. К. Крупской на ниве педагогики. В 1922 г. Борис закончил среднюю школу. Именно тогда произошло первое знакомство юноши, воспитанного в отцовском преклонении перед естественными науками, со своей будущей специальностью. Провалив выпускной экзамен по истории и готовясь к переэкзаменовке, он стал читать историческую литературу, постепенно увлекаясь. Подобное самообразование оказалось поистине судьбоносным, предопределив в конечном счёте своеобразие Поршнева-историка. Обнаружив, что «существующие книги по истории описывают отдельные её события, а не саму историю», он, по собственным воспоминаниям об этом времени, «захотел написать обо всей истории целиком, о том, как она началась, по каким законам развивалась, так, чтобы получилась настоящая наука, наука, в основе которой лежит теория, а не только описание фактов». Сдав выпускные экзамены, Борис Поршнев поступил в Петроградский университет на общественно-педагогическое отделение факультета общественных наук (ФОН), а в связи с переездом семьи перевелся в 1-й Московский государственный университет на то же отделение. ФОН включал две профилирующие дисциплины — историю, которой Поршнев начал заниматься под руководством тогдашнего ректора МГУ и будущего академика В. П. Волгина, навсегда оставшегося для него глубокоуважаемым учителем, и психологию. Выбор последней тоже не был случайным. «К окончанию университета, — вспоминал он много позднее, — созрело верное решение: психология — стык биологических и социальных наук, и, как ни сложны биологические, социальные ещё много труднее, кто не понял их — немощен. А история — слиток всех социальных наук. Долгим трудом я достиг признанного мастерства историка: центр — история XVII века, широкий концентр — исторические судьбы „срединной формации“, феодализма, ещё более широкий — сам феномен человеческой истории от её инициации до сегодня. Всё это — закалка, прежде чем вернуться в психологию». По совету профессоров Г. И. Челпанова и К. Н. Корнилова, у которых Поршнев занимался психологией, он стал параллельно учиться и на биологическом факультете. Однако, выбрав профессией историю и получив в 1925 г. диплом об окончании ФОН, Поршнев не стал добиваться документа об окончании биофака, о чём позже сожалел. Отсутствие свидетельства о биологическом образовании оказывалось для оппонентов решающим аргументом, чтобы отвергнуть его работы в области физиологии высшей нервной деятельности, эволюционной зоологии и других биологических наук. Спустя 40 лет, Поршнев мог утешать себя лишь «неписаным правом» на диплом биолога: «Кто сделал дело в биологии, тот биолог». Подготовленная на основе диссертации одноимённая монография была опубликована в 1948 г. Удостоенная Сталинской премии в 1950 г., она предопределила не только репутацию Поршнева как крупнейшего советского исследователя народных движений, но и обеспечила международное признание учёного. С рецензиями (а всего их по 1965 г. зафиксировано в зарубежной печати 21) выступили виднейшие французские специалисты Ж. М. Берсе, Г. Лемаршан, Э. Леруа Ладюри, Д. Лигу, Р. Мандру, Р. Мунье, Ф. Фюре. Воссоздав картину непрерывной цепи народных восстаний, советский историк открыл для французов, что их XVII век, «Grand Siècle», был до краёв наполнен классовой борьбой, и с этой позицией нельзя было не считаться самым убеждённым противникам марксизма (наиболее известный пример — ставшая хрестоматийной в мировой историографии полемика между Поршневым и Мунье). А 20 — 40-е годы XVII века получили название «le temps porchnevien». На волне успеха Поршнев решается обратиться к проблемам, которые занимали его начиная со студенческих лет: он пытается выработать единый общий закон исторического развития, который объяснял бы все исторические процессы. Он активно работал над разработкой «закона феодального общества» (по аналогии с Марксовым законом капиталистического общества), сформулировал основания своей концепции классовой борьбы, представив последнюю воплощением диахронического единства истории и универсальным носителем энергии исторического процесса. Исключительная роль классовой борьбы как движущей силы истории оказалась в центре острой полемики, которую вызвали статьи Поршнева в «Известиях АН СССР». Навязчивая идея Поршнева выработать единый закон, которым можно было бы объяснить все события в истории, были встречены с опаской и неприятием со стороны его коллег. События 1948—1953 гг. породили известную изоляцию (и определённую самоизоляцию) Поршнева в академической среде, которая не могла не способствовать развитию его теоретического «монологизма». Оппоненты Поршнева оказались в неудобном положении: при любом возражении их легко можно было обвинить в покушении на классовый подход, методологическую основу советской историографии. Е. В. Гутнова, относившаяся к лагерю противников Поршнева, вспоминала: «Было очень трудно выступать против трактовок Поршнева. Тем не менее наши медиевисты отважились на это, поскольку согласиться с этой концепцией означало, по сути дела, вообще отказаться от серьёзных научных исследований, вернуться от изучения общегражданской истории к изучению истории классовой борьбы, как это уже практиковалось в двадцатые годы». Не обретя признания своей позиции, Поршнев тем не менее преуспел в научной самореализации. Результатом стало опубликование в 1964 г. монографии «Феодализм и народные массы», куда в переработанном виде вошло всё написанное о феодализме в конце 40-х — начале 50-х годов. Учтя обвинение, что он лишает экономический базис определяющей роли в развитии общества, Поршнев обстоятельно подвёл под классовую борьбу экономический фундамент, включив в монографию «Очерк политической экономии феодализма». Опубликованный ещё в 1956 г. отдельной книгой «Очерк» приобрёл широкую известность в СССР и был переведён на китайский (1958), чешский (1959), румынский (1967) языки. Сама монография была защищена в марте 1966 г, как докторская диссертация по философии. Академики Ф. В. Константинов, Т. П. Ойзерман, другие специалисты по истмату высоко оценивали вклад историка в теорию формаций; и их поддержка (и связи в центральном партийном аппарате) имела немаловажное значение для Поршнева, как в дискуссии среди медиевистов, так и позднее, когда он подвергся жёсткой критике антропологов, зоологов и представителей других естественных наук. В 50—60-е годы Поршневым было подготовлено несколько статей о специфике рабовладельческой формации и концепции «азиатского способа производства». Критика последней была характерной для Поршнева на всём протяжении его творчества, начиная с 30-х годов. Он доказывал три тезиса: приписывание Марксу представления об особом способе производства основано на недоразумении, на игнорировании исторически сложившегося европейского дискурса, в рамках которого Маркс пользовался термином «азиатский»; добавление «азиатского способа производства» в марксистскую концепцию общественных формаций полностью её разрушает; для преодоления противоречий между сложившейся теорией и накопленным массивом новых фактов возможна такая модификация первой, которая её не разрушит. Итогом «диахронического» направления исследований стала монография «Докапиталистические способы производства (основные экономические и социологические категории)», где Поршнев суммировал важнейшие элементы своей теории исторического процесса. «Диахронический горизонт» охватывал период от первобытности до генезиса капитализма, в проспекте издания было указано: «Книга излагает не экономическую историю, а теоретическую экономию докапиталистических способов производства, однако… она отличается от того, что обычно пишут о докапиталистических обществах в учебниках по политэкономии и истмату, ибо автор — историк и поэтому достаточно знает относящийся к делу предмет». Параллельно шла разработка синхронических аспектов всемирной истории на материале внешней и внутренней политики европейских стран в эпоху Тридцатилетней войны (так, эмпирическим путём была обозначена «толщина» диахронической протяжённости «горизонтального» среза исторического процесса — 30 лет). Из задуманной трилогии при жизни Поршнева увидела свет только заключительная часть «Франция, Английская революция и европейская политика в середине XVII в.» (М., 1970). Посмертно, в 1976 г., была опубликована первая часть «Тридцатилетняя война и вступление в неё Швеции и Московского государства». В 1995 г. книга переведена на английский язык. С 1957 по 1966 год — заведующий сектором новой истории западноевропейских стран Института истории АН СССР, с 1966 года руководил группой по изучению истории социалистических идей, а с 1968 года возглавлял сектор по изучению истории развития общественной мысли Института всеобщей истории АН СССР. Похоронен рядом с родителями в некрополе московского Донского монастыря. Работы Поршнева переведены на многие иностранные языки.