Александр Григоренко

А сейчас главное — идти. Иди, отец. Не трать сил на преждевременные размышления. Береги себя.

Хотя улыбался он чаще, чем был серьезен, и всем людям радовался, будто родственникам после долгой разлуки. Не различал он ни больших, ни малых, с почтенными разговаривал как с детьми, а с детьми — как с почтенными

Я ходил, вступался, менты меня гнали – сами все понимаем, но вы же видите… Короче, я прямо-таки увидел рассказ, который обо всем этом можно написать, но писать его, как вы понимаете, не стал. Читатель в лучшем случае скажет, что старик сам виноват, а в худшем – и дочитывать не будет, потому что все бесполезно.

Из своего крещения запомнил Шурик, как вели его от купели к родне и шел он по церкви в чем мать родила, а по сторонам стояли рядами взрослые одетые люди, улыбались ему и было от этого невероятного, похожего на сон воспоминания только странное чувство идущего изнутри нежного тепла.

Но теперь рядом была одна бабушка, она только вздыхала, а на памятнике – Сережка, и это казалось ему глупостью.

Он думал, что Сережку надо быстрее найти, расспросить, как случилась с ним столь невероятная штука, что он забрался сюда, и что вообще будет дальше.

Никакой вакансии у мамы, конечно, не было, но был муж, невеликого ранга инженер на том самом великом автозаводе, и она приказала мужу найти Шурику место, что и было исполнено, хотя далеко не сразу и не без труда.

Дочку ему не давали, да он и сам ей почти не интересовался, как не интересуются большие дети маленькими.

Собственностью обладает лишь Он, и оттого делаться «рабами человеков» – красть у Него.