Барбара Кингсолвер

Конго распластался посередине мира. Солнце встает, солнце садится — всё ровно в шесть часов.

Однако миссис Андердаун предупредила нас: таблетки — не таблетки, но если москитных укусов много, они способны пересилить действие хинина в крови, и тогда нам конец.

Я поняла, что концепция детства не была чем-то само собой разумеющимся. Скорее, она напоминала нечто, более-менее придуманное белыми людьми и вынесенное на передний край взрослой жизни, как оборка, пришитая к платью.

думала: да-а-а, интересно, знает ли хоть Мэрилин Монро, откуда они берутся? Мысленно соединив ее в длинном шелковом платье и конголезца-рудокопа в одной вселенной, я разнервничалась и решила больше об этом не думать.

— Да вроде не то чтобы очень, — ответил папа. Это было единственное миссисипское выражение, которое он перенял у мамы.

Леопольдвиль — симпатичный маленький город роскошных домов для белых, с окружающими их верандами и утопающими в цветах дворами. Домов, выстроенных вдоль красивых асфальтированных улиц, но дальше, на многие-многие мили — ничего, кроме захудалых хибар для конголезцев. Они строили свои жилища из досок или жестяных листов — из того, что могли найти.

Порой начинаешь думать, что Конго почти красиво. А потом вдруг неизвестно откуда появившийся таракан длиной четыре дюйма перебегает дорогу прямо перед твоим носом.

«Это не бедная страна, — не устаю втолковывать я своим сыновьям так, что они, наверное, слышат это даже во сне, — а страна бедных».

Что тяжелее всего выносить, так это вид из окна. Город предстает мрачным нагромождением домов цвета пыли, и я тоскую по нашей жизни в глубинке. В Бикоки и Киланге, по крайней мере, всегда можно было что-нибудь сорвать с дерева. Там не было дня, чтобы я не видела цветов.

отныне и во веки веков. Или, по крайней мере, до конца правления Мобуту. Есть даже шутка: угадай, что настанет прежде.