Ожидание

Ему всегда было трудно рассердиться. Еще ребенком он понял, что сердиться не на кого, вокруг него только усталые люди, старающиеся сделать приятное

Ему всегда было трудно рассердиться. Еще ребенком он понял, что сердиться не на кого, вокруг него только усталые люди, старающиеся сделать приятное, спящие и бодрствующие добрые сердца, завернутые во вселенную, которая, судя по присущим ей красотам и заразному воздуху свободы, тоже как будто имела самые благие намерения.

Еще ребенком он понял, что сердиться не на кого, вокруг него только усталые люди, старающиеся сделать приятное, спящие и бодрствующие добрые сердца, завернутые во вселенную, которая, судя по присущим ей красотам и заразному воздуху свободы, тоже как будто имела самые благие намерения.