Император Александр I

Что же касается личности Александра Павловича как человека и простого смертного, то вряд ли облик его, так сильно очаровывавший современников, чрез сто лет беспристрастный исследователь признает столь же обаятельным.

Многострадальная королева Луиза то плакала с Наполеоном, то заливалась слезами с Александром. Оба императора ее утешали как могли, но русский повелитель иногда возносил глаза к небу и шепотом говорил: «Все это к лучшему», «верьте в будущее» и тому подобные загадочные полуфразы. Тонкий ум Александра особенно изощрялся в женском обществе, и бедная королева была тронутаи польщена вниманием бесподобного монарха, «большого обольстителя», как часто тогда называли императора.

Из неизданных еще записок А.С.Пушкина, находящихся у его сына А.А.Пушкина. На стр. 16 рукописи: «Третьего дня обедал у австрийского посланника. Я сделал несколько промахов: 1) Приехал в 5 часов вместо 5 1/2 и ждал некоторое время хозяйку; 2) приехал в сапогах, что сердило меня все время. Сидя втроем, с посланником и его женой, разговорились об 11 марта. Недавно на бале у него был цареубийца Скарятин. (Посланник) Фикельмон не знал за ним этого греха. Он удивляется странностям нашего общества. Но Александр Павлович был окружен убийцами своего отца. Вот причина, почему при жизни его никогда не было суда над молодыми заговорщиками, погибшими 14 декабря. Он услышал бы слишком жестокие истины. NB. Государь, ныне царствующий (т.е. Николай I), первый у нас имел право и возможность казнить цареубийц или помышления о цареубийстве, его предшественник должен был терпеть и прощать».
Далее, из «Дневника» 17 января 1834 года: «Третьего дня бал у графа Шувалова. На бал явился цареубийца Скарятин. Великий князь Михаил Павлович говорил множество каламбуров».
8 марта 1834 г.: «Жуковский пойман на днях на бале у Фикельмона (куда я не явился, потому что все были в мундирах) с цареубийцей Скарятиным; заставил его рассказывать 11 марта. Они сели. В эту минуту входит Государь с графом Бенкендорфом и застает наставника своего сына, дружелюбно беседующего с убийцей его отца. Скарятин снял с себя шарф, прекративший жизнь Павла I».

похоронах Уварова покойный Государь следовал за гробом. Аракчеев сказал громко (кажется, А.Орлову): “Один царь здесь его провожает, каково-то другой там его встретит?” Уваров — один из цареубийц 11 марта».

Между тем под гипнозом величия и мощи Наполеона Убри подписал самовольно форменный мирный договор с Францией 20 июля 1806 года и немедленно повез этот документ для ратификациив Петербурге. Что Убри сам догадывался, что совершил какую-то передержку, в этом нет и тени сомнения. Предупреждая графа Строганова, находившегося в Лондоне, о совершенном им акте, Убри писал графу: «Я думаю, что мне нужно позаботиться о своей защите в Санкт-Петербурге, ибо я сделал нечто противоположное приказам, которыми был снабжен. Отправляюсь туда сегодня, чтобы представить и свою работу, и свою голову, чтобы быть наказанным, если я сделал ее плохо».
Когда Убри явился в Петербург, то заключенный им договор поразил и ошеломил не только императора, нои пославшего его князя Чарторыжского, уже смененного бароном Будбергом. И было от чего прийти в недоумение. Дело показалось столь серьезным, что немедленно собрали совет, где единогласно было постановлено ни под каким видом не давать ратификации договору. Результатом этого высокого совещания было издание манифеста 11 сентября 1806 года, где подчеркивалась уверенность государя, что все русские соединят свои усилия, если того потребуют обстоятельства, для безопасности России, а тогдашний Сенат даже обратился к его величеству с речью: «Чего ж не можно ожидать от Россов!.. Что единая безопасность отечества, святость Твоих союзови спасение Европы призывают Тебя к ополчению». Пресловутый мирный договор, подписанный Убри, является перлом, до чего могла дойти растерянность русского посланного и как мало он радел об интересах России. В этом договоре даровалась независимость Рагузской республике, любезно разрешалось русским иметь гарнизон на острове Корфу, разрешалась независимость и Черногории, обещались Балеарские острова наследнику изгнанного короля Неаполитанского, и все это заканчивалось обещанием мира с Россией. Наполеон явно подшутил над наивным представителем Александра, очевидно, сам не веря, что такого рода договор получит ратификациюв Петербурге.
А что еще замечательнее, нашлись недоброжелатели, которые распускали слухи, что будто бы Убри действовал по секретному поручению государя. Слухам этим придавали веру, вероятно, потому, что Убри не понес кары, а удалился в деревню на продолжительное время17. С.А.Тучков в записках прямо-таки говорит, что «в бытность моюв Петербурге возвратился известный Убри с подписанным от Наполеона мирным трактатом. Но только был оный объявлен Верховному совету, как в первый и последний раз его правления дерзнули члены оного тому воспротивиться: они представили Государю весь вред, могущий последовать от того невыгодного договора. Хотя многим известно было, что Убри поступил во всем согласно с наставлениями, данными ему Государем, но последний всю вину возложил на Убри». Это сплошная клевета на Александра Павловича, и сам Убри никогда о том ничего подобного не разглашал, признавая откровенно свою вину.

Пристрастие Александра к прусскому королевскому дому поражает еще потому, что у него не было кровного родства с Гогенцоллернами, и то, что понятно и объяснимо для Николая Павловича, женатого на прусской принцессе, а также и для императора Александра II, нам кажется, что это пристрастие Александра было лишь результатом какого-то рыцарского чувства его к королеве Луизе, иначе трудно найти другое, более подходящее объяснение.

Блестящая и торжественная встреча была оказана русскому императору в Берлине 13 октября 1805 года. Излияниям любви и преданности королевской семьи не было конца. Произошла умилительная сцена ночью в Потсдаме, у гробницы Фридриха Великого, воспроизведенная на известной гравюре. Наконец была подписана условная конвенция о присоединении Пруссии к коалиции, причем эта держава заручилась согласием на присоединения к ней Ганновера.

Все закончилось полнейшим поражением русско-австрийских сил под Аустерлицем, постыдным миром для Австрии и возвращением русских войск на родину; Пруссия заключила договор с Наполеоном и получила в дар желанный Ганновер. Это не помешало Александру Павловичу писать дружеские письма Фридриху-Вильгельму и оставить русские корпуса в его полное распоряжение. Вот до чего в нем глубоко засела привязанность к Пруссии и Гогенцоллернам.

В сентябре император Александр, сопровождаемый триумвирами (кроме графа Кочубея) и несколькими лицами свиты, направился через Могилев и Брест-Литовск на театр военных действий. По пути предполагалось посетить родителей князя Адама в Пулавах, куда и прибыли в ночь на 18 сентября 1805 года.
Тогда восторгу поляков не было границ; говорилосьо намерения посетить Варшаву, что будто там, после торжественной встречи, государь провозгласит себя польским королем; князь Иосиф Понятовский был главным распорядителем всех приготовлений для приема высокого гостя в Варшаве и у себя, в замке Виланове; словом, вся Польша жила надеждами и чаяла давно ожидаемых благ. Но незаметно для кого-либо, и даже для зорких очей князя Чарторыжского, император Александр послал из Бреста своего преданного и пылкого генерал-адъютанта, князя П.П.Долгорукого, с секретным поручением к королю Фридриху-Вильгельму, в Берлин. И вдруг 4 октября его величество объявил, что едет прямо в Козеницы, главную квартиру генерала Михельсона, даже не останавливаясьв Варшаве, а тем более в замке князя Понятовского, а оттуда прямо в Берлин. Не надо забывать, что пребываниев Пулавах продолжалось уже целые две недели и что ничто не предвещало такого крутого поворота в намерениях.

Бонапарт, в свою очередь, возмутился некоторыми выражениями ноты и приказал Талейрану ответить в том же тоне, но пересолил. В ответе было прямо сказано, что, когда в Петербурге был умерщвлен император Павел по проискам Англии, никто из заговорщиков не был наказан. Этот намек Наполеона никогда не был ему прощен, несмотря на все лобзанияв Тильзите и в Эрфурте.
Пожизненное консульство продолжалось недолго, 18 мая 1804 г. Бонапарт был провозглашен императором. Взоры всего мира сосредоточились на замечательном корсиканце, в несколько лет достигшем престола Франции. Это событие стало логическим эпилогом Великой французской революции!