Домби и сын. Часть 1

Несмотря на все свое накрахмаленное, непроницаемое величие и хладнокровие, он смахивал при этом слезы

- Да ведь у вас едва хватает средств их содержать? - сказал мистер Домби.

- Есть еще одна штука, сэр, которая мне никак не по средствам.

- Что именно?

- Потерять их, сэр.

Одним словом, Уолтер убедился, что рассуждать с самим собой о Флоренс весьма неблагоразумно; и лучшее, что он может сделать, это - хранить в памяти ее образ как нечто драгоценное, недостижимое, неизменное и неясное - неясное во всем, кроме ее власти доставлять ему радость и, подобно руке ангела, удерживать его от всего недостойного

- Нет невольницы на рынке, нет лошади на ярмарке, которую бы так выводили, предлагали, осматривали и выставляли напоказ, как меня за эти позорные десять лет, мама! - с пылающим лицом воскликнула Эдит,

- Вы знаете, что он меня купил, - продолжала она. - Или купит завтра. Он обдумал свою покупку; он показал ее своему другу; пожалуй, он даже гордится ею; он думает, что она ему подходит и будет стоить сравнительно дешево; и завтра он купит. Боже, вот ради чего я жила и вот что я теперь чувствую!

Запечатлейте на одном прекрасном лице умышленное самоуничижение и жгучее негодование сотни женщин, сильных в страсти и гордост

Они не обменивались ни словом, ни взглядом. Стоя рядом, рука об руку, они, казалось, были разъединены больше, чем если бы их разделяли моря. Даже гордыня каждого отличалась своеобразием, которое делало их более чуждыми друг другу, чем если бы один был самым гордым, а другой - самым смиренным человеком в мире. Он - тщеславный, непреклонный, чопорный, суровый.

Она - бесконечно обаятельная и грациозная, но никакого внимания не обращающая ни на себя, ни на него, ни на все окружающее, с высокомерием, запечатленным на лбу и устах, отвергающая свои собственные чары, словно это было ненавистное ей клеймо или ливре. Так были они чужды и несходны

Эдит Грейнджер и Домби - прекрасная пара; пусть решают спор поединком.

Одно дитя умерло, и одно дитя осталось. Почему отнят тот, на кого он возлагал надежды, а не она

беспомощность его воли, зыбкость его надежд, бессилие богатства были с такой беспощадностью ему раскрыты. Что может сделать богатство? - спросил у него его мальчик. Иногда, размышляя об этом ребяческом вопросе, он едва удерживался, чтобы не спросить самого себя: что же оно действительно может сделать? Что оно сделало?

Мысль его отличалась странной склонностью обращаться к реке, которая, насколько было ему известно, протекала через великий город; и теперь он думал о том, сколь она черна и какой кажется глубокой, отражая сонмы звезд, а больше всего - о том, как неуклонно катит она свои воды навстречу океану