bookmate game
ru
Безкоштовно
Максим Горький

Мальва

Под легким дуновением знойного ветра оно вздрагивало и, покрываясь мелкой рябью, ослепительно ярко отражавшей солнце, улыбалось голубому небу тысячами серебряных улыбок. В глубоком пространстве между морем и небом носился веселый плеск волн, взбегавших одна за другою на пологий берег песчаной косы. Этот звук и блеск солнца, тысячекратно отраженного рябью моря, гармонично сливались в непрерывное движение, полное живой радости. Солнце было счастливо тем, что светило; море — тем, что отражало его ликующий свет. …
53 паперові сторінки
Уже прочитали? Що скажете?
👍👎

Враження

  • Вероника Кореневаділиться враженням7 років тому
    👍Раджу
    🚀Неможливо відірватися

    Легко, интересно, живописно)))

  • Анна Ольховикділиться враженням4 місяці тому
    👍Раджу

  • Максим Комеловділиться враженням4 роки тому
    👍Раджу

Цитати

  • Marfa Akinshevaцитує5 років тому
    Солнце было счастливо тем, что светило; море - тем, что отражало его ликующий свет.
  • Аня Баевацитує5 років тому
    Мне поп говорил, что человек не о шкуре своей должен заботиться, о душе. Душа у меня требует водки, а не штанов.
  • Эльвина Абзаловацитує9 років тому
    Горький Максим
    Мальва

    А.М.Горький
    Мальва
    Море - смеялось.
    Под легким дуновением знойного ветра оно вздрагивало и, покрываясь мелкой рябью, ослепительно ярко отражавшей солнце, улыбалось голубому небу тысячами серебряных улыбок. В глубоком пространстве между морем и небом носился веселый плеск волн, взбегавших одна за другою на пологий берег песчаной косы. Этот звук и блеск солнца, тысячекратно отраженного рябью моря, гармонично сливались в непрерывное движение, полное живой радости. Солнце было счастливо тем, что светило; море - тем, что отражало его ликующий свет.
    Ветер ласково гладил атласную грудь моря; солнце грело ее своими горячими лучами, и море, дремотно вздыхая под нежной силой этих ласк, насыщало жаркий воздух соленым ароматом испарений. Зеленоватые волны, взбегая на желтый песок, сбрасывали на него белую пену, она с тихим звуком таяла на горячем песке, увлажняя его.
    Узкая, длинная коса походила на огромную башню, упавшую с берега в море. Вонзаясь острым шпилем в безграничную пустыню играющей солнцем воды, она теряла свое основание вдали, где знойная мгла скрывала землю. Оттуда, с ветром, пролетал тяжелый запах, непонятный и оскорбительный здесь, среди чистого моря, под голубым, ясным кровом неба.
    В песок косы, усеянной рыбьей чешуей, были воткнуты деревянные колья, на них висели невода, бросая от себя паутину теней. Несколько больших лодок и одна маленькая стояли в ряд на песке, волны, взбегая на берег, точно манили их к себе. Багры, весла, корзины и бочки беспорядочно валялись на косе, среди них возвышался шалаш, собранный из прутьев ивы, лубков и рогож. Перед входом в него на суковатой палке торчали, подошвами в небо, валяные сапоги. И над всем этим хаосом возвышался длинный шест с красной тряпкой на конце, трепетавшей от ветра.
    В тени одной из лодок лежал Василий Легостев, караульщик на косе, передовом посте рыбных промыслов Гребенщикова. Лежал он на груди и, поддерживая голову ладонями рук, пристально смотрел в даль моря, к едва видной полоске берега. Там, на воде, мелькала маленькая черная точка, и Василию было приятно видеть, как она все увеличивается, приближась к нему.
    Прищуривая глаза от яркой игры солнечных лучей на волнах, он довольно улыбался: это едет Мальва. Она приедет, захохочет, грудь ее станет соблазнительно колыхаться, обнимет его мягкими руками, расцелует и звонко, вспугивая чаек, заговорит о новостях там, на берегу. Они с ней сварят хорошую уху, выпьют водки, поваляются на песке, разговаривая и любовно балуясь, потом, когда стемнеет, вскипятят чайник чая, напьются со вкусными баранками и лягут спать... Так бывает каждое воскресенье, каждый праздник на неделе. Рано утром он повезет ее на берег по сонному еще морю, в предрассветном свежем сумраке. Она, дремля, будет сидеть на корме, а он грести и смотреть на нее. Смешная она бывает в то время, смешная и милая, как сытая кошка. Может быть, она соскользнет с лавочки на дно лодки и уснет там, свернувшись в клубок. Она часто делает так...
    В этот день даже чайки истомлены зноем. Они сидят рядами на песке, раскрыв клювы и опустив крылья, или же лениво качаются на волнах без криков, без обычного хищного оживления.
    Василию показалось, что в лодке не одна Мальва. Неужели опять Сережка привязался к ней? Василий тяжело повернулся на песке, сел и, прикрыв глаза ладонью, с тревогой в сердце стал рассматривать, кто еще там едет? Мальва сидит на корме и правит. Гребец - не Сережка, гребет он неумело, с Сережкой Мальва не стала бы править.
    - Эй! - нетерпеливо крикнул Василий.
    Чайки на песке дрогнули и насторожились.
    - Эй-эй... - донесся с лодки звонкий голос Мальвы.
    - С кем ты?
    В ответ донесся смех.
    - Чертовка! - негромко выругался Василий и сплюнул. Ему очень хотелось знать, кто это едет там; свертывая папиросу, он упорно смотрел в затылок и спину гребца. Звучный плеск воды под ударами весел раздается в воздухе, песок скрипит под босыми ногами караульщика.
    - Это кто с тобой? - крикнул он, когда различил знакомую ему улыбку на красивом лице Мальвы.
    - А вот погоди, узнаешь! - со смехом отозвалась она.
    Гребец обернулся лицом к берегу и, тоже смеясь, взглянул на Василия.
    Караульщик нахмурил брови, вспоминая, - кто этот как будто знакомый ему парень?
    - Ударь сильней! - скомандовала Мальва.
    Лодка с размаху почти до половины всползла на песок вместе с волной и, покачнувшись набок, стала, а волна скатилась назад, в море. Гребец выскочил на берег и сказал:
    - Здравствуй, отец!
    - Яков! - подавленно воскликнул Василий, более изумленный, чем обрадованный.
    Они обнялись и поцеловались по три раза в губы и щеки; на лице Василия удивление смешалось с радостью и смущением.
    - То-то я смотрю... и что-то тово оно, - сердце зудит... Ах, ты, - как это ты? На-ко! А я смотрю - Сережка? Нет, вижу, не Сережка! Ан - это ты!
    Василий одной рукой гладил бороду, а другой махал в воздухе. Ему хотелось взглянуть на Мальву, но в его лицо уставились улыбавшиеся глаза сына, и ему было неловко от их блеска. Чувство довольства собой за то, что у него такой здоровый, красивый сын, боролось в нем с чувством смущения от присутствия любовницы. Он переступал с ноги на ногу, стоя перед Яковом, и один за другим кидал ему вопросы, не дожидаясь ответа на них. В голове у него все как-то спуталось, и особенно нехорошо стало ему, когда раздались насмешливые слова Мальвы:
    - Да ты не юли уж... с радости-то! Веди его в шалаш да угощай...
    Он обернулся к ней. На губах ее играла усмешка, незнакомая ему, и вся она - круглая, мягкая и свежая, как всегда, в то же время была какая-то новая, чужая. Она переводила свои зеленоватые глаза с отца на сына и грызла арбузные семечки белыми, мелкими зубами. Яков тоже с улыбкой рассматривал их, и несколько неприятных Василию секунд все трое молчали.
    - Я сейчас! - вдруг заторопился Василий, двигась к шалашу. - Вы уходите от солнца-то, а я наберу воды, пойду... уху будем варить! Я тебя, Яков, та-акой ухой накормлю! Вы тут тово... располагайтесь, я сию минуту...
    Он схватил с земли у шалаша котелок, быстро пошел куда-то в невода и скрылся в серой массе их складок.
    Мальва и его сын тоже пошли к шалашу.
    - Ну вот, молодец хороший, я доставила тебя к отцу, - говорила Мальва, искоса оглядывая коренастую фигуру Якова.
    Он повернул к ней свое лицо в кудрявой темно-русой бороде и, блеснув глазами, сказал:
    - Да, приехали... А хорошо тут, - море-то какое!
    - Широкое море... Ну, что же, - сильно постарел отец?
    - Нет, ничего. Я думал - он седее, а у него еще мало седины-то... И крепкий...
    - Сколько, говоришь, время вы не видались?
    - Годов пять, чай... Как уходил он из деревни - мне в ту пору семнадцатый шел...
    Они вошли в шалаш, где было душно, а от рогож пахло соленой рыбой, и сели там: Яков - на толстый обрубок дерева, Мальва - на кучу кулей. Между ними стояла перерезанная поперек бочка, дно ее служило столом. Усевшись, они молча, пристально посмотрели друг на друга.
    - Стало быть, здесь работать хочешь? - спросила Мальва.
    - Да вот... не знаю... Коли найдется что - буду.
    - У нас найдется! - уверенно пообещала Мальва, ощупывая его своими зелеными, загадочно прищуренными глазами.
    Он не смотрел на нее, вытирая рукавом рубахи потное лицо.
    Вдруг она засмеялась.
    - Мать-то, чай, отцу наказы да поклоны с тобой прислала?
    Яков взглянул на нее, нахмурился и кратко сказал:
    - Известно... А что?
    - Ничего!
    Смех ее не нравился Якову, - он точно поддразнивал его. Парень отвернулся от этой женщины и вспомнил наказы матери.
    Проводив его за околицу деревни, она оперлась на плетень и быстро говорила, часто моргая сухими глазами:
    - Скажи ты ему, Яша... Христа ради, скажи ты ему - отец, мол!.. Мать-то одна, мол, там... пять годов прошло, а она все одна! Стареет, мол!.. скажи ты ему, Яковушка, ради господа. Скоро старухой мать-то будет... одна все, одна! В работе все. Христа ради, скажи ты ему...
    И она безмолвно заплакала, спрятав лицо в передник.
    Тогда Якову не было жалко ее, а теперь стало жалко... Взглянув на Мальву, он сурово повел бровями.
    - Ну, вот и я! - воскликнул Василий, являясь в шалаш с рыбой в одной руке и ножом - в другой.
    Он уже справился со своим смущением, глубоко скрыв его внутри себя, и теперь смотрел на них спокойно, только в движениях его явилась несвойственная ему суетливость.
    - Вот сейчас запалю я костер... и приду к вам... поговорим! Ах, Яков, а?
    И он опять ушел из шалаша.
    Мальва, не переставая грызть семечки, бесцеремонно разглядывала Якова, а он старался не смотреть на нее, хотя ему этого очень хотелось.
    Потом, так как молчание стесняло его, он сказал вслух:
    - А котомку-то я в лодке оставил, - пойти взять!
    Неторопливо поднявшись с места, он вышел, на смену ему в шалаш явился Василий и, наклонясь к Мальве, заговорил торопливо и сердито:
    - Ну, на что ты-то приехала с ним? Что я про тебя скажу ему? Кто ты мне?
    - Приехала, да и все! - коротко сказала Мальва.
    - Эх, ты... несообразная баба! Как я теперь буду? Так прямо ему в глаза и тово... сразу?.. У меня жена дома-то! Мать ему... Должна ты была это сообразить!
    - Очень нужно мне соображать! Боюсь я его, что ли? Али тебя? - спросила она, пренебрежительно щуря свои зеленые глаза. - А как ты давеча завертелся перед ним! То-то смешно мне было!
    - Смешно тебе! А я как буду?
    - А ты думал бы об этом раньше!
    - Да я знал, что ли, что его так вот вдруг выбросит сюда из моря-то?
    Скрипел песок под ногами Якова, и они оборвали свой разговор. Яков принес легонькую котомку, бросил ее в угол и искоса, недобрыми глазами, взглянул на женщину.
    Она с увлечением щелкала семечки, а Василий присел на обрубок, потер руками колени и с улыбкой заговорил:
    - Так вот ты, значит, и явился... как это ты надумал?
    - Да так... Писали мы тебе...
    - Когда? Я никакого письма не получал!..
    - Ну? А мы писали...
    - Потерялось, видно, письмо-то, - огорчился Василий. - Ишь ты, черт его возьми... а? Когда нужно - оно и потерялось...
    - Стало быть, ты не знаешь наших-то делов? - спросил Яков, недоверчиво взглянув на отца.
    - Да откуда? Не получал я письма!
    Тогда Яков рассказал ему, что лошадь у них пала, хлеб весь они съели еще в начале февраля; заработков не было. Сена тоже не хватило, корова чуть с голоду не сдохла. Пробились кое-как до апреля, а потом решили так: ехать Якову после пахоты к отцу, на заработки, месяца на три. Об этом они написали ему, а потом продали трех овец, купили хлеба да сена, и вот Яков приехал.
    - Вот оно что! - воскликнул Василий. - Та-ак... А... как же вы... денег я вам посылал...
    - Велики ли деньги? Избу чинили... Марью замуж выдали... Плуг я купил... Ведь пять годов... время-то прошло!
    - Да-а! Не хватило, значит? Такое дело... А уха-то у меня сбежит! - Он встал и вышел вон.
    Присев на корточки перед костром, над которым висел закипавший котелок, сбрасывая пену в огонь, Василий задумался. Все, что рассказал ему сын, не особенно сильно тронуло его, но породило в нем неприятное чувство к жене и Якову. Сколько он им за пять лет денег переслал, а они все-таки не справились с хозяйством. Если бы не Мальва, он сказал бы Якову кое-что. Самовольно, без отцова разрешения из деревни ушел - хватило ума на это, - а с хозяйством справиться не мог! Хозяйство, о котором Василий, живя до сего дня жизнью приятной и легкой, вспоминал очень редко, теперь вдруг напомнило ему о себе, как о бездонной яме, куда он пять лет бросал деньги

На полицях

fb2epub
Перетягніть файли сюди, не більш ніж 5 за один раз