Автоквирография

Когда я засомневался в своей сексуальной ориентации, родители сказали, что любят меня, куда бы я ни засовывал свой член.

Его грудь у меня на груди, его руки у меня в волосах, его глухие постанывания медленно отключают мне сознание, и вот в голове на репите крутится единственное слово — ДА.

Да всем ощущениям.

Да его губам. Да его рукам. Да, он накрывает меня собой и движется. Да, да, да…

Мои ладони скользят вниз по спине Себастьяна, забираются под рубашку, на теплую кожу. Да… Некогда радоваться, что я ответил на собственный вопрос о храмовом белье, — его рубашка отброшена в сторону, моя отброшена в сторону, прикосновение кожи к коже — это

Д

А

никогда прежде я не был снизу, никогда не обвивал ногами чужие бедра, никогда не чувствовал таких движений, таких фрикций; и он говорит, что думает обо мне каждую секунду

да

«Любовь — это любовь. Она многоликая, разная, непохожая. Ее не убить, от нее не отмахнуться».

Лин-Мануэль Миранда

— Кажется… Кажется, мне всегда нравились парни, — шепчет Себастьян.

поворачиваюсь к Себастьяну, и все происходит с невероятной скоростью. Я ловлю его пристальный взгляд, а секунду спустя его губы касаются моих. У Себастьяна они такие теплые и гладкие… Боже, как хорошо! Не сдержавшись, я издаю какой-то захлебывающийся звук. У Себастьяна вырывается такой же, потом урчание перерастает в смех. Отстраняется он с самой широкой улыбкой на свете и тут же целует снова, глубже и требовательнее, придерживая меня руками за шею.

— Эй, ты как, в порядке?

Разумеется нет.

— В полном.

Хотелось выглядеть более-менее по-мормонски, но вдруг получилось откровенно по-гейски?

Дескать, бисексуал — нерешительный рохля, одного партнера ему мало, а этот статус от нежелания принять на себя обязательства.

Ни шаги в коридоре, ни звук отрывающейся двери я не слышу — лишь потрясенное папино «ой!». Дверь захлопывается.

«И снова привет, фото семнадцатилетнего красавца Себастьяна! Привет, бесконечные Иисусы! Привет, мрачная плакетка!»