Курортная зона

Ты вернешь мои книги, слова ненаписанных песен.
Я верну тебе память и боль, что срастается с ней.
Мы не встретимся, милый, хоть мир до нелепого тесен.
Ибо встретиться нам — значит, сделать весну холодней.
Мы не встретимся, милый. Ты ангел, ты бродишь по раю —
Под босыми ногами шуршит золотая трава…
И конечно, ты прав. Я сама себе путь выбираю.
Точно так же как к песням своим подбираю слова.
И хотя ты теперь так возвышен и девственно грозен,
И твой лик — как икона, и нет тебя части со мной…
Ты любил целовать меня в губы на жгучем морозе
И потом провожать до калитки на тверди земной.
Что ж, разлук серебро, разделяй же и властвуй над нами!
В одиночестве как-то вольнее и глубже дышать.
…Я верну тебе то, что зовется счастливыми снами.
Возврати же мне то, что зовет беспокойством душа.
Только знай: все отдав и забыв, ты проснешься однажды.
Оттого что уже нестерпима немая тоска.
И ты будешь метаться, снедаемый странною жаждой.
В каждой книге забытой пытаясь меня отыскать.
И, себя проклиная, что не было нужного слова,
Что разрушен твои дом и слезами окончен хорал,
Ты откроешь в раю свои излюбленный том Гумилева
И припомнишь, как мне его, с ритма сбиваясь, читал.

Рыцарь (вы истинно рыцарь?), послушайте, милый.
Ваши слова для меня — из фарфора и стали:
Хрупкая нежность и кротость трепещущей силы,
Крепость, которая крепостью быть перестанет.
Сокол (а разве не сокол?), зачем вы крылаты
В мире, где больше нет неба и места полету…
Знаете, ангел мой, я ведь умела когда-то
В общем беззвучии взять нефальшивую ноту.
Это теперь для меня нет ни пенья, ни замка,
Ни парусов корабля, ни прощанья Тристана.
Даже мечтам своим более я не хозяйка,
И потому я, наверно, мечтать перестала.
Рыцарь, окончены битвы, приспущены стяги,
Все забывается. Даже — любовь. А иначе
Как же нам жить, создавая свой мир на бумаге
И над смешением строк то ликуя, то плача?!
Радуйтесь, милый, тому, что хотя б не помянут
Нас ни добром и ни злом, ни в молитве, ни всуе.
Ибо и речи травой полевою увянут.
Ибо апрельской водою стекут поцелуи.
И — коль вы все-таки рыцарь — забудьте дорогу
В сладостный край, где давно уже нет моей доли.
И — коль вы все-таки сокол — то Бог вам в подмогу
Да крепкий ветер с неласковым привкусом соли…
Будут слова, за которые мы не страдали.
Будет любовь… Но ее-то как раз не хотели!
И легкомысленный блеск на стекле и металле —
Вот что осталось от наших судеб в самом деле.

Он приходит к тебе, как всегда, налегке:
В запыленном плаще и при сломанной шпаге.
А лицо его снова белее бумаги.
И бумажные розы зажаты в руке.

Он садится, но так, чтобы зеркало не
Отражало его беспокойного взгляда.
Ты твердишь: “Уходи!” Заклинаешь: “Не надо!” —
Отвернувшись к безмолвной и сонной стене.

Ты ведь знаешь, что с ним по-другому нельзя:
Только гнать. Или он завладеет тобою,
Чтобы ты упивалась любовью и болью,
Глядя в эти надменно-чужие глаза.

А когда он уйдет, как всегда не сказав
На упреки твои ни единого слова,
Ты не сможешь стерпеть, ты расплачешься снова.
И за окнами будут печаль и гроза.
Лариса плакала без слез, понимая, что уже, наверное, умерла, потому что