Разрушение традиции: об Александрийской библиотеке

О проблеме соотношения Мусея с его библиотекой — неизбежной, если исследовать любое из этих учреждений, — едва ли можно сказать хоть что-то определенное. Уже отмечалось, что в силу «необычного стечения обстоятельств» [28] ни в одном из античных текстов, дошедших до нас, не упоминаются два этих птолемеевских учреждения вместе.

До того как правители Александрии и Пергама начали соперничать в собирании древних книг, — вполне убедительно говорит он, — ни одна книга не была приписана другому автору

Александрии из подделок можно было извлечь выгоду [70]. Приобретательский раж сотрудников библиотеки неизбежно подстегивал алчность фальсификаторов, поскольку первые создали и поддерживали рынок любых произведений, якобы написанных великими авторами классической эпохи. Так, Аммоний, в отличие от Филопона, полагает, что у ошибочной атрибуции произведений Аристотеля была вполне конкретная причина. В комментариях к «Категориям» он сообщает об этом как о прописной истине:
Говорят, что Филадельф, желавший собрать все аристотелевские произведения, равно как и вообще все произведения, весьма поощрял тех, кто доставлял ему книги этого философа. Поэтому некоторые, желавшие получить от монарха деньги, приписывали имя Аристотеля сочинениям других авторов [71].
Современные ученые, кроме того, отмечают, что, конечно же, неслучайно большой псевдоплатоновский корпус также возник именно во времена библиотеки [72]. Ставкой был авторитет александрийского собрания, и Птолемеи хватались за любую возможность превзойти своих соперников. Гален пишет:
В то время, когда Атталиды и Птолемеи состязались своими библиотеками, началось безумие [или «безрассудство», ῥᾳδιουργία] поддельных книг и названий. Ведь находились те, кто, чтобы набить цену на книги, приписывали им имена великих авторов и продавали их аристократам