Пепел Вавилона

Политика – искусство возможного, капитан Па. В играх нашего уровня за злопамятность расплачиваются человеческими жизнями.

погибни там.
– Никто не живет вечно, сэр, – сказала Бобби, – но, если это не в ущерб заданию, постараюсь выжить.

Вроде бы понимаю, что буду делать в ближайшие… не знаю, пять минут? Может быть, десять. Потом все мутно.
– Хватит и ближайшего, – утешила Наоми. – Пока видишь следующий шаг, можешь пройти весь путь.

Мы имели дело не с людьми, а с нашим о них представлением.
– И смотри, до чего это нас довело, – сказал Холден.

— Я не понимаю, кто я в этом мире.

— И я тоже. Никто из нас не понимает. Но я знаю, что есть мой корабль. И на нем моя маленькая семья.

— Да, это похоже на будущее.

— Ведь Инарос и остальные из Свободного флота, они не за права астеров и не за политическое признание дрались. Они пытались вернуть прошлое. То, чем они всегда были. Да, хотели при этом оказаться на вершине, но… Земле больше не быть домом человечества. И Марсу не быть Марсом, каким я его знала. И астерам не быть астерами. Они станут… чем? Торговыми магнатами? Даже не представляю.

Человечество добралось в такие дали сквозь тучи войн, болезней, насилия и геноцидов. История тонула в крови. Но были в ней и сотрудничество, и доброта, щедрость, межрасовые браки. Одно не существует без другого, утешал себя Холден. Как бы ужасно ни было человечество, достойных восхищения черт в нем все же чуточку больше, чем отвратительных.

Вселенная полна красот и великой тайны, а они только на одно и способны, что гоняться друг за другом, спорить, кто первым обнажит ствол.

Она взглянула на него, улыбнулась внезапно и так светло, что у него заныло сердце.

— Садист долбаный.

— Сами отступили от графика тренировок.

— Я спасала долбаных приматов.

— Спасение человечества не предотвращает остеопороза и атрофии мышц, — уведомил Пьетер. — Вы застоялись. Еще раз.