Берлин и его окрестности (сборник)

являет собой как бы иллюстрацию и квинтэссенцию полуобразованности и беспорядочной начитанности, некий мир ненасытного книгочея дешевых брошюрок, вечно блуждающего в тщетных устремлениях узнать хоть что-то.

он очень рано открыл для себя главный секрет занимательности: важно не что ты описываешь, а как.

Пожалуй, именно тогда, в 1920-х годах, существенно изменилась и сама роль газет в общественной жизни: сугубо информационная функция все больше отходила к новому, более современному и оперативному медийному ресурсу, к радио, прессе же пришлось искать себе новое амплуа – амплуа вдумчивого собеседника, толкующего для читателя и вместе с читателем смысл того, что со временем даже и называть стали не событием, а «информационным поводом».

Примечательно, однако, что на бранном поле новогоднего торжества на сей раз не осталось ни одного тяжело раненного. До настоящих побоищ дело не дошло. Словом, Берлин было не узнать.

Господь сотворил песок исключительно для малышей, дабы они в мудром бескорыстии игры воспроизводили суть и смысл всякой людской деятельности. Они засыпают песком свои ведерки в одном месте и тащат в другое, чтобы там высыпать. На смену им приходят другие малыши, чтобы из образовавшейся горки загрузить в ведерко песок и отнести на прежнее место.
Такова жизнь.

Человек, заброшенный в мир машин, и сам должен стать машиной.

Ибо любое важное для тебя открытие можно сделать, не выходя из дома, – или в крайнем случае на соседней улице, благо все схожие вещи, настроения и переживания на свете отличаются друг от друга не по сути, а лишь степенями сравнения.

Десятки тысяч людей ежедневно устремляются к его входам и выходам: миниатюрные конторские барышни с черными сумочками, выпорхнувшие из узкогрудых дворов города и бедноты его северных предместий, упругой, летящей походкой спешат к его дверям, заполняют могучие лифты и щебечущей стайкой ласточек взмывают в небо.

Актерам, привыкшим произносить со сцены множество красивых слов и только так умеющим выразить страдание, сопровождая свои монологи цветастыми жестами и закатыванием глаз, надо бы поездить в купе для пассажиров с негабаритной кладью, чтобы усвоить: безмолвно полураскрытая ладонь способна воплотить невзгоды всех времен, а одно смаргивание ресниц потрясает сильнее, нежели реки слез на целый вечер. Может, актерам вообще следовало бы учиться своему ремеслу не в школах-студиях, а в лесу, заготавливая дровишки, чтобы понять – их задача не в произнесении текста, а в умении промолчать, не в многословных, а в неизреченных признаниях

В этой статье Рот в нескольких местах намекает на громкий коррупционный скандал, разразившийся в Германии в первые дни 1925 года, когда по обвинению в мошенничестве и коррупции были арестованы глава концерна «Амексима» Юлиус Бармат и трое его братьев (все украинско-еврейского происхождения), а также несколько ведущих менеджеров Госбанка. В операции, проведенной с большой помпой, были задействованы более сотни полицейских и даже пограничные службы, были проведены обыски в главном офисе концерна, на вилле Бармата, в берлинских квартирах его братьев, на квартирах банковских служащих. По мере продвижения расследования, начало которому положил еще в ноябре 1924 года арест (тогда, впрочем, почти не замеченный журналистами) Ивана Куцикера, предпринимателя и банкира литовско-еврейского происхождения, выявлялись все более масштабные коррупционные схемы выдачи кредитов, приведшие к утрате Госбанком многомиллионных сумм, в связи с чем пресса (особенно националистическая) вовсю трубила о продажности государственных учреждений, якобы скупленных на корню восточным еврейством.