До самого рая

И, засыпая, я подумал: может быть, мальчики не позвали никого на помощь по простой причине – они хотели увидеть мир. Я представил себе, как они берутся за руки и открывают дверь, спускаются по ступенькам, выходят в задний дворик. Они стоят там, не разнимая рук, вдыхают влажный воздух, смотрят на макушки деревьев, раскрывают рты в изумлении, и их жизнь становится прекрасной – впервые – в тот самый момент, когда она кончается.

Рассказчик – хромой старик – сел на свой стульчик, а мы устроились вокруг прямо на земле, на подстилках или полиэтиленовых пакетах, которые принесли из дому. “На себя не похож”, – пробормотал дедушка, и действительно, с лицом рассказчика было что-то не то, как будто у него вырезали целый кусок челюсти слева; то и дело он подносил к губам носовой платок и вытирал слюну, стекавшую по подбородку. Но как только я привыкла к его манере речи, его история – о мужчине, который жил здесь, на этом самом острове, на этой самой Площади, двести лет назад и который отказался от огромного семейного богатства ради любви и уехал в Калифорнию, хоть его близкие и были убеждены, что его ждет предательство и разочарование, – оказалась такой захватывающей, что я даже перестала слышать жужжание паривших над нами Мух, такой захватывающей, что даже сборщики денег забыли про обход публики, и только когда прошел целый час, рассказчик откинулся на спинку стульчика и сказал: “А на следующей неделе я расскажу вам, что было дальше”, – и все, даже дедушка, разочарованно вздохнули.

– А ты умрешь?

– Да, – сказал я, – но еще очень нескоро.

– А когда? – спросил он.

– Совсем нескоро, – ответил я. – Так нескоро, что я даже сосчитать не могу.

Он наконец улыбнулся и сказал:

– Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, – сказал я ему. Я поцеловал его. – Увидимся утром.

Я повернулся к выключателю (и, уходя, заметил, что фиолетовый робот отброшен в угол и лежит лицом вниз, из-за чего горло у меня скорбно сжалось, словно эта дурацкая игрушка обладала чувствами, а не была фигней, которую я поспешно схватил в магазине за десять минут до закрытия) и собирался отправиться в нашу спальню устроить допрос Натаниэлю, но тут меня внезапно охватила смертельная усталость. Вот он я – человек, у которого есть своя лаборатория, своя семья, своя, такая желанная, квартира, и все хорошо, или по крайней мере неплохо, но чувство у меня было такое, как будто в это мгновение я сижу верхом на обломке большой белой пластиковой трубы, которая катится вниз по тропинке, и пытаюсь ею управлять, дрыгая ногами, стараясь не упасть. Вот что мне привиделось. Я пошел в нашу комнату, но ничего не сказал о разговоре с малышом, вместо этого мы с Натаниэлем впервые за долгое время трахались, и потом он заснул, и через некоторое время заснул и я.