Сумерки

Ибо в сознании неизбежности конца — спокойствие, а в неизвестности — надежда; неизвестностью же и надеждой и жив человек.

Знание — это действительно приговор. Если ты знаешь, сколько тебе отмерено, вся жизнь превращается в ожидание казни в одиночной камере.

Что поделать, с верой – как с любовью: либо есть, либо нет. В призраков – пожалуйста. В волшебные книги – сколько угодно. Но вот с Библией и Евангелием возникали сложности: именно в эту историю верить у меня никак не получалось, хотя я пару раз честно пробовал. Неубедительно, и всё тут.

Всерьёз посвятив свою жизнь изучению НЛО, начинаешь не только верить в пришельцев, но даже обижаться на них за то, что именно тебя они обходят стороной.

«У майя была принята официальная и обязательная астрология, – утверждал Ягониэль. – В зависимости от дня рождения для каждого ребёнка составлялся особый календарь, предсказывавший грядущие события его жизни. Этот календарь содержал ответы на все вопросы: когда человек сумеет найти работу, когда женится, когда с ним произойдёт несчастный случай, когда он умрёт. Этот календарь был с ним неотступно, его напевали детям вместо колыбельной, он укоренялся в их сознании и сопровождал их всю жизнь. Каждый знал наизусть свой личный гороскоп, и это знание успокаивало его, помогало ему найти своё место в мире и понять, на каком этапе своего пути он находится.

Занесённый острый камень падает вниз, входит меж рёбер, разрывает плоть. Ещё удар – и грудная клетка вскрыта, хлещет кровь, выпученные глаза пленника затягивает смертельная пелена, а из горла с хрипом рвётся наружу ярко-красная пена, но он ещё жив. Заклание проводится по строгим канонам, за века ритуал отточен так же остро, как и жертвенный камень. Дьявольское искусство заключается в том, чтобы приносимый в жертву не умер раньше, чем рёбра с левой стороны груди с хрустом поддадутся и откроют ещё бьющееся сердце. Несчастный расстанется с жизнью только когда это сжимающийся, дрожащий, захлёбывающийся кровью комок будет вырван рукой жреца и брошен в особый сосуд. Тело, еще мгновенье назад натянутое судорогой, как тетива индейского лука, а теперь обмякшее, окровавленное, распотрошённое, швырнут, словно набитый трухой мешок, вниз по ступеням, где его подберут служки.

Новый год хорош именно своей бессмысленностью, своим отказом от любых корней – этнических или религиозных. Это праздник ни о чём, и потому – для всех. Привязанный только к пустой календарной дате, лишённой исторического, нравственного или любого другого значения, он может одинаково искренне отмечаться и православными, и буддистами, и русскими, и татарами. Вот истинный день межкультурного, межнационального примирения…

Меня озадачивает то, как государство, семь с лишним десятков лет посвятившее истреблению веры и выкорчевыванию из человеческих душ самой потребности в ней, вдруг принялось креститься и биться лбом об пол с остервенением, которому позавидовали бы самые набожные из старушек. Верит ли оно в свой завтрашний день? Зачем тянется к костылям?

Это был чудесный спокойный вечер.
Последний такой вечер в моей жизни.

Не потому ли, что человеку, приходящему в мир на срок лишь немного более долгий, чем тот, что отведен бабочке-однодневке, дано схожее с ней утешение: легкомыслие и неведение. Эта нелепая иллюзия бессмертия — все, что ему было предложено взамен отнятой вечной жизни в райских кущах. Потому невозможно отобрать ее у человека, как невозможно истребить надежду, прорастающую вопреки всему и в самой засушливой душе.