Приличное учреждение

проблема электроснабжения встала в полный рост и необходимо уже принять меры и консолидироваться для незамедлительного решения этого вопроса, чтобы в дальнейшем…

Юрий Павлович раскинул руки пошире и вцепился в ее края всеми пальцами. Он знал, что в подобных случаях остается только держаться изо всех сил.

Жулики!

— И Зинка с ними заодно!

— Охотиться прилетели, чисто депутаты в заповедник.

— Я… — и раздатчица опять прочирикала нечто непроизносимое, — из созвездия Большого Пса. У нас тут вроде как аванпост. А эти, значит, повадились воровать население, вас то есть…

Она пыталась еще что-то рассказать, но у пенсионеров только головы разболелись от чириканья. Даже Песин с его встроенным переводчиком не мог понять, кто с кем за что воевал и которые из инопланетян — хорошие. Но в целом выходило обидное: что Земля — это какие-то задворки, на которых собачатся посторонние цивилизации, походя гоняя аборигенов, будто домашнюю птицу. Раздатчице самой стало неловко, и она умолкла, но потом ее безносое лицо просияло:

— А давайте к нам? Опытом поделитесь, Вселенную посмотрите…

Пенсионеры оживились, а осторожный Юрий Павлович спросил:

— Это вы нас, получается, тоже похитить хотите?

— Так по-хорошему же, — пожала плечами инопланетная раздатчица. — Потом вернем как было.

— Соглашайтесь, — взволнованно шепнула ему Виолетта Федоровна. — Когда еще представится такая возможность! Будем честны — в этом учреждении мы только тем и занимались, что умирали от скуки.

— Ну что же, товарищи! — крикнул, поднимая над головой стол, Юрий Павлович. — Покажем инопланетным захватчикам кузькину мать!

И они показали. Бой, данный инопланетянам обитателями пансионата «Третья молодость», мы подробно описывать не будем, поскольку он давно внесен в галактические анналы как ярчайший пример туземного сопротивления, а в некоторых звездных системах и вовсе входит в школьную программу по ксеноистории.

— А люди, — Юрий Павлович огляделся, — обыкновенные люди у нас тут есть вообще?

— Это вряд ли, учреждение все-таки очень приличное, — сказала Виолетта Федоровна и зажмурилась, потому что в разбитое окно хлынул мертвенный инопланетный свет.

— Так вы, значит, тоже…

— Есть грех, — с немеркнущим осуждением в голосе ответила Аннушка, — нечего таить. От одиночества все. Одиночество — это не когда семью Бог не дал, друзей не дал. Это когда последнего кота у человека Господь прибирает. Барсик у меня был, белый, семь кило, усы, как у падишаха. Когда издох, я в себе и открыла. Что сие — не ведаю. Неисповедимы пути.

От ее высокого, холодного голоса в груди теснилась забытая беспричинная радость, которая посещает лишь юных и необстрелянных. Юрий Павлович стал притоптывать в такт, и польщенная Виолетта Федоровна так разошлась, что под потолком взорвалась лампочка, а оконное стекло покрылось морозным узором трещин.

Потом средней парой рук он стянул рукава с верхней и, расправив наконец все шесть конечностей, крякнул от удовольствия.

— Гекатонхейр? — уважительно спросила Виолетта Федоровна, поправляя очки.

— Да куда мне тысячу, — засмущался Юрий Павлович. — Это чисто физически, знаете ли… Эксихейры мы.

И кратенько, чтобы не утомлять и не слишком шокировать присутствующих — все люди немолодые, хорошо хоть никого удар не хватил от открывшегося зрелища — Юрий Павлович рассказал о себе. Что происходит он из небольшого, строго засекреченного шестирукого семейства, почитаемого за богов одним изолированным племенем. Племя это, обитающее на острове в Индийском океане, известно своей свирепой неконтактностью, и родне Юрия Павловича по сей день приходится отбивать у своих подопечных миссионеров, чтобы их не съели по традиции.

Юрий Павлович молча встал и принялся расстегивать рубашку. Аннушка, и тут заподозрив соблазн, поспешно зажмурилась, но потом вновь открыла глаза, заинтригованная удивленными возгласами.