Записки

Имя его забыл, но зато и теперь помню слова его об общем и внутреннем хозяйстве России: «Деревни и села, — говорил он, — суть основание здания нашего отечества: уезды и губернские города — стены, а столица — кровля».

застучали чарки. Я выпил также чарку за здоровье богатырей, за всех тех, кто любит русских солдат. Раздалось общее ура.

Я сам разносил им вино и пиво. Бывал я в свое время на пирах роскошных, но такого не видывал. Тут все было на распашку: и душа, и сердце, и живое русское слово.

пронырства вредные обществу.

Тут невольно скажешь с Босюетом: «О суета! О смертные, неведущие судьбы своей!»

Когда, 1813 года, встретился я с графом Растопчиным, он мне сказал:
— Во время службы моей при князе Потемкине, видя, как и чем наполняет он желудок, казалось, что он не доживет до утра. А он проснется, как ни в чем не бывало, свеж и опять за то же принимается. Россию можно уподобить этому богатырскому желудку. Она проглотила Наполеона и Сперанского.

Борьба с предубеждениями человеческими — борьба трудная. Она стоит града картечного

По утрам занимался он своей должностью, знал обо всех происшествиях московских, наблюдал обстоятельства петербургские; после обеда и вечером играл в бостон, и не слышно было ни одного слова о действиях войны европейской.

И в солнце, и в луне есть темные места.

Модный московский свет, наряду с петербургским, размежевался на два отделения: в одном отличались англоманы, в другом галломаны.