Только ты

– Вернись к людям, Стас! Навитаешься еще с Эльфом в облаках, у вас вся жизнь впереди! Давай, Витек, сфотографируй меня с Фролом на память, а то завтра никто не поверит, что мы знакомы.

Люков разворачивает меня лицом к Рыжему, обнимает рукой за плечи, и тот тут же делает общий снимок «Айфоном».

– Так, Илюха, держи жениха, пока не очухался. А теперь я! – Витька передает телефон в руки друга, с чувством сгребает меня в охапку и скалится в объектив тираннозавром.

– Чего?! Хорош ржать, придурки! – прихожу в себя. – А ну отвалили!

Но я слишком люблю друзей, чтобы не дать им сегодня надо мной покуражиться.

– Терпи, Фрол! – смеется Люк. – Дай друзьям юности обеспечить себе безбедную старость. Кто ж виноват, что ты у нас теперь знаменитость. Это не наш с Рыжим портрет выставили в галерее самого Груно Лесовского на видном месте. Твой! Так что терпи.

До меня наконец доходит смысл сказанных слов, но Рыжего следом за Илюхой не унять.

– Бродяга! – хмурит он брови в объектив, включая съемку видео. – Мужик суровый и жесткий, как сама жизнь! Он отдал сердце королеве Эльфов пять лет назад, прошел семь кругов ада и сегодня, наконец, падет к ногам возлюбленной, навек покоренный стихией любви! Да пребудет же с ним на веки вечные взгляд полярника и магия большого чувства!

– Хэй, парни! – белозубо улыбается, словно старым приятелям. – Привет из Парижа! Я друг Крейзи – Арно. Как дела?

Вот и проси человека заткнуться…

Я достаю из бумажника купюру и кладу на стол перед барменом.

– Костян, сделай этому смертнику чего покрепче. Лучше водки. Двойную. И закусить, иначе я ему без анестезии экран выключу.

– Понял!

– Ноу-ноу! Только с тобой! – дураков нет, и блондин тычет меня кулаком в плечо, продолжая смело испытывать судьбу. – Давай, Крейзи, махнем на брудершафт! Классный вечер! Эти парни – твои друзья? Угощай всех! Ты обещал быть щедрым.

– Крейзи? – на лице Рыжего застывает кривой оскал. – Это что за кент с тобой, Фрол? У него ужасный английский.

Простой вопрос, но так сразу и не ответишь.

– Да так, по дороге подобрал. Беженец из Франции, ездит автостопом

– Но ты тоже секси, чувак, не расстраивайся. Настоящий громила! – в восхищении оглядывает мощную фигуру, пробует тугой бицепс пальцами… и я спешу втащить его за локоть в двери, пока Макс не очнулся.

Дверь открыта, и я выбегаю босиком на улицу. Бегу к воротам, распахиваю их и вижу белокурую голову француза, усевшегося на поребрик у цветочной клумбы.

– Арно, извини! – подбежав к парню, беру его под локоть и помогаю подняться. – Мой сводный такой дурак! Пошли в дом, тебе нужно одеться.

– Мне нужен лед на сердце и желательно малышка Сюзет в кровать, – вздыхает блондин. – Стейси-Белль, как тебя угораздило заиметь такого братца?

Он вскидывает бровь, а я пожимаю плечами.

– Сама не знаю.

– Представляешь, его ничуть не впечатлил мой голый торс! А я так старался пройтись красиво. Ты знаешь, я это умею. Па-де-баск… кабриоль… аттитюд… у вас здесь чудесный, просторный холл. Я попробовал развернуться.

– Что? – я смотрю на ухмыляющееся лицо Бонне, не веря, что он действительно проделал все то, о чем говорит. – О господи, Арно! Ты что, Стаса спровоцировал?! Танцевал перед ним? Вот так?!

– Ну, – смеется невозможный француз. – Немного. А что он как неживой, Стейси?! Захотелось расколоть панцирь. Я чувствую, детка, у него под ним плоть и кровь!

– Ну и как? Расколол? – развожу руками, показывая Бонне, в каком он виде стоит на улице.

– Еще не вечер! – не сдается парень. – Да и потом, моя красавица, я знал, что ты не оставишь Арно в беде, – целует меня в щеку. – Вот увидишь, Стейси, – обнимает за плечи, уверенно увлекая во двор, – он сам придет просить прощения.

– Ну, детка, – мечтательно вздыхает француз, зарываясь пальцами в длинные белокурые волосы. – Разве я виноват, что твой сводный брат оказался восхитительно-брутален! Как герой немецких фильмов о садовниках. Черт, я бы с ним у бассейна текилу попил!

Мама Галя откашливается, а я спешу усадить Бонне за стол.

– Не обращай внимания, – говорю как можно непринужденнее, – Стас у нас не очень приветлив, особенно с незнакомыми людьми. Когда не слышит, мы зовем его букой! И пугаем его именем соседских детей.

Знаешь, на больную голову и сверчок птицей запоет!

еса и отдал на воспитание своим дриадам.

– Надо же, – удивляюсь я человеческой выдумке. – И все это в здешних местах? Создания из древнегреческой мифологии? Даш, скорее каким-нибудь болотницам или кикиморам, они ближе к славянскому эпосу.

– Насть, ну не будь занудой! – возмущается Кузнецова. – Местный фольклор, не подкопаешься. Не одним же бабаем здешних детей пугать?!

– Хорошо-хорошо, – я смеюсь. – Рассказывай дальше.

Слушай меня, Фролов. Внимательно слушай. Неважно, что там у тебя стряслось и где болит, но пора с этим дерьмом завязывать. Ты нам с Рыжим в деле нужен, живой и здоровый. У нас на тебя большие планы, понял? Сунешься на трек – переломаю ноги. Без анестезии переломаю, ты меня знаешь. Однажды мне уже пришлось вытрясти из тебя душу, я не поленюсь повторить еще раз.

Может. Помню. Отличное получилось знакомство, спасибо Бамперу. В больнице провалялся неделю, но с гонками и драками завязал, однажды напоровшись на угрюмого, взрослого парня. Но сегодня, даже пьяный, смеюсь: сколько еще я буду оставаться для них младшим.

– Люков, ты забыл, что я вырос? Ломай, Илюха. На душе так хреново, хоть боль почувствую.

– Я очень хочу, чтобы ты не ошиблась, Стейси. Не слушай его. Не путай дружбу с чувствами, прошу тебя. Любить прекрасно, поверь. И если ее нет, в конечном счете это сделает вас обоих несчастными. А значит, и ваших детей тоже. Ты всегда можешь сбежать от него ко мне, ты же знаешь.