Роза ветров

Попробуй лишь один шаг сделать в сторону восстановления справедливости — и вот не заметишь, как уже бредешь по колено в крови.

смерть — это всего лишь старшая сестра сна

Мир больше того, что видят люди. А смерть — значительно меньше того, чего они боятся.

— Я подумал, что это многое объясняет.

— Что, например?

— Ну… Потребность человека в любви. И не только в любви — даже в обыкновенной дружбе… Не потому ли нам отвратительно одиночество, что в глубине души мы не желаем быть отдельными существами? Отдельными друг от друга. Что, если мы невольно скучаем по тем временам, когда все мы были единым целым — тем самым морем, к примеру, о котором толковал этот ваш удивительный боцман? Вы не задумывались об этом?

Остальных же — тех, кто вздымался к своему нынешнему положению по шажочку, по ступеньке, по чужой голове, — она расплющила и покорежила по той простой и очевидной причине, что власть одного человека над другим сама по себе неестественна, и чтобы принять ее, изначально ею не обладая, надо многим в себе пожертвовать.

— Человек, — продолжал он, — должен уметь различить в другом человеке — то есть в душе его, в характере, в нраве — именно те черты, каковыми он сможет всю жизнь потом любоваться. Это и будет любовь. Вечная, сильная, нерушимая.

В соблазне силы он чувствовал значительно больше тьмы, чем в простом и каком-то неуловимо детском искушении властью.

раб мечтает не о свободе, а лишь о своих рабах, был бесконечно и гадко прав. И даже самый последний изгой, ощутивший вдруг в себе силу, не преминет воспользоваться ею в ущерб слабому.

К середине лета, когда жара достигла небывалых для Петербурга температур, люди стали сходить с ума. Кто-то пустил слух, что холеру с целью извести русских людей нарочно завезли врачи-иностранцы — будто бы они заманивают беззащитный народ в свои больницы и там губят вредными отравами. Слух этот оказался заразнее, чем сама холера, — и вскоре любого, кто носил при себе раствор хлорной извести, чтобы протирать руки, могли схватить прямо на улице, объявив отравителем, и прилюдно заставить этот раствор выпить до дна. Врачей стали избивать, холерные кареты сжигали, больницы громили одну за другой. Простой люд бесчинствовал, защищая себя от напасти, как умел и как подсказывала ему извечная и страшная его простота.

Можно сообщить экипажу, будто бы я дурно отозвался о невесте господина лейтенанта.

— Нет у меня никакой невесты, — вставил Казакевич.

— Теперь есть, — после недолгой паузы кивнул Невельской. — Поздравляю, Петр Васильевич!