Тень за правым плечом

Будто это вещи одного порядка: кто-то устраивает групповые оргии, кто-то ползет на коленях из Тотьмы в Чухлому, а ты вот, например, не ешь мясо живых существ — ну что же, Россия большая, места хватит для всех.

И мы живем, делая вид, что ничего не происходит: ходим в гимназию, учим детей, думая, что и дальше будем жить в своем пузыре, покуда вокруг все будет постепенно меняться к лучшему, потому что хуже уже вроде как придумать невозможно.

Наивно так считать, но мне кажется, что самое безопасное для меня в ближайшее время место — моя квартира (горячий поклон жителям Помпей)

Здесь, конечно, сошлись несколько корневых черт человеческой психологии. Каждый двуногий, сколь бы мрачен он ни был и каким бы печальным голосом ни рассказывал о себе, по природе — неисправимый оптимист. Конечно, невозможно, немыслимо было поверить, что привычный уклад жизни поломался навсегда и безвозвратно — и казалось, что, немного повихляв, жизнь вдруг вскочит обратно в старые рельсы.

Пробовал он и открыть полностью новое направление в оставленной им неприветливой науке: нарезав в одном из окрестных лесов березовой коры, изготовил несколько записок, используя бересту вместо пергамента, а буквы не рисуя, а процарапывая

. Он десятками выписывал по каталогам Клочкова и Шибанова старинные книги, после чего наносил на них — подражая древним почеркам, с использованием орешковых чернил, которые варил сам, — вкладные и дарственные надписи известных лиц. Дальше эти книги через особенного, заведшегося у него маклера сбывались в лавки обеих столиц, зачастую (но не всегда) с убытком

Я однажды там, в тех местах, ждал лодку, чтобы переправиться на остров, а на море лег туман. И стоявший рядом, такой же ожидающий, говорит: «О, русский поп жену привез».

он собирал народные предания о северных святых, написав несколько лет назад книгу, хорошо принятую ученым обществом, — и сейчас работал над ее продолжением. Это было жизнеописание самого загадочного и при этом самого сурового из подвизавшихся на севере молитвенников — Варлаама Керетского

Предусмотрительный отец Максим, чтобы не запутаться, называл их по буквам алфавита: Анна и Борис, Варлаам и Гавриил, Дарья и Емельян… Дальше вышла трудность — мужского имени на «Ж» он подобрать не мог, а родился мальчик, которого пришлось окрестить Иосифом, чтобы звать дома Жозеф (отказаться от своей остроумной идеи ему было невмоготу

Рундальцов же, пребывавший во власти мрачных предчувствий, успел прочесть, что город стоит на реке с названием Песья-Деньга. Представилась ему крупная ушастая собака, сжимающая в пасти монетку, причем представилась так ярко, что, казалось, можно протянуть руку и ее погладить.