Из записных книжек и тетрадей

Я, конечно, кончу самоубийством, ибо вое мое желание любви — желание смерти. Это гораздо сложнее, чем «хочу» и «не хочу».
И может быть я умру не оттого, что здесь плохо, а оттого, что «там хорошо».

Любить — обязывает. Любить море — обязывает быть рыбаком, матросом, — а лучше всего Байроном (и пловец, и певец!). Лежать возле моря — не значит любить. Любить — знать, любить — мочь, любить — платить по счету. Как я смею сказать, что люблю море, когда не плаваю, не гребу, не — не — не»… Никто не понимал. «Ах, море»…

Я так сильно в Вас, что как-то могла бы — без Вас, — только знать бы, что Вы изредка обо мне думаете и что однажды, подумав сильней, придете.

Только одно — ради Бога! — пусть я Вам буду нужна, мне больше ничего не нужно.

Я — бродячая собака. Я в каждую секунду своей жизни готова идти за каждым.

Мой хозяин — все — и никто.

Я очень люблю слово «бездна», мне кажется, есть люди, которые живут над бездной и не погибают в буре.

Все, что я чувствую к Вам — легкое волнение от голоса, и то общее творческое волнение, как всегда в присутствии ума-партнера.
Ваше лицо мне по-прежнему нравится.
— Почему я Вас больше не люблю? Зная меня, Вы не ждете «не знаю».
Два года подряд я — мысленно — в душе своей — таскала Вас с собой по всем дорогам, залам, церквам, вагонам, я не расставалась с Вами ни на секунду, считала часы, ждала звонка, лежала, как мертвая, если звонка не было, всё, как все, и все-таки не всё, как все.

Целуя луч: — «Луч наконец получил то, за чем лился в комнату».

Глядя в окно. Чудная погода. Солнце. — «Хорошо в такую погоду быть нищим».
«Марина! Как Вы думаете, что такое храбрость?» Когда человек боится и все-таки идет. «Значит: темная ночь со звездами».

— «Марина! Мне кажется, что я должна это держать шелковыми руками!»
(Держа в руках Лермонтова)