― Ты больше не пойдешь к своей Оксане, Лёшик. Эта женщина тебя жрет. Она это знает, ты это знаешь, но пытаешься убедить себя в том, что без нее тебе будет еще хуже. Так и работают все стандартные схемы отношений с неподходящими бабами.
Взмахнув рукой, она нечаянно отправляет свой чебурек в короткий, начисто лишенный изящества полет вниз с трибуны, и провожает его рассеянным взглядом. Доносится печальное «шмяк», и мы нервно хихикаем. Она почти сразу же делается серьезной, страдальчески сдвигает брови и продолжает:
― Главная проблема в том, что где-то здесь, ― она касается холодным пальцем моего лба, ― сидит сволочь, которая говорит тебе, что ты этого и заслуживаешь. Что ты виноват в том, что погибла твоя мама. Что ты должен себя наказать любым доступным способом. И Оксана ― это просто средство для того, чтобы делать себя несчастным. Ты её используешь не меньше, чем она тебя. Эта внутренняя сволочь, которая заставляет тебя страдать… это какое-то… Оно. Мерзкое, темное, непонятное и беспочвенное. Избавься от этого, Лёшик. Я хочу, чтобы ты жил.