Андрей Вознесенский

Джойс назвал женщину флейтой с тремя дырками. Крестик не считал. Балдел от музыки”.

е: «Жизнь — постепенная пропажа ошеломительного».

“Мы — утопленники Утопии. / Изучая ленинский текст, / выражение “двоежопие” / мной прочитывается, / как тест. Вылезает из круглых скобок / перископный глаз, как циклоп. / Раздвоение душ прискорбно, / но страшней — раздвоение жоп”...
...Но, увы, еще до потопа
От рождения нам дана:
Одна родина, одна жопа
И, увы, одна голова.

Как ворожил — махал руками, отмеряя перепады интонаций, Вознесенский. И нараспев тянула ноты Ахмадулина. И гипнотическим казался Евтушенко. И трепетали от Рождественского. И млели под Булата Окуджаву.

Он конструировал, как архитектор, и повороты-перекрестки своей жизни, и авангардное свое стихотворчество.

Как палец, парус вылез.
И море — в бигуди.
И чайки смелый вырез
у неба на груди.

Реплика литературного критика товарища Андрея Туркова: «Это плагиат, про то, что “лучшие мужчины — женщины”, уже сказал Евгений Евтушенко!

Формализм — самое страшное обвинение, которым пользуются, когда обвинить не за что, а очень хочется.

Через полтора года, в октябре 1964-го, заклятые друзья по ЦК отправят самого Хрущева на пенсию. «Удар. В лицо сапог. Подъем». На пенсии он прочитает «Доктора Живаго» Бориса Пастернака и грустно скажет зятю Аджубею: вот дураки, чего не напечатали? Ведь «ничего бы не случилось...».

Когда цитируете стихи, не выпрямляйте их строк... Стихам больно, они живые, у них ломаются суставы. Будьте бережнее. Прошу Вас».