Хозяйка большого дома

Я-то помню, что тебе озера по колено, а море – по яйца, и сами эти яйца чугунные, не иначе, но не ищи жопой приключений.

Он видел ее удивление и немного — страх, на самом дне глаз, которые как озера… и Нат знает, что это пошлость — сравнивать глаза с озерами, но ведь он не сравнивает.
Озера и есть.

Он ведь ненавидит. А ненависть не лжет, в отличие от любви…

чердаке зима обжилась. Она коснулась кукол, выбелив спутанные волосы их инеем, покрыв коркой льда фарфоровые лица, и краски стерлись.
Умерли куклы.
Хорошо бы, если бы и люди тоже…

я не знаю, в чем наша вина, наверное, просто кто-то должен быть виноват во всем.

Веришь?
— Верю.
— Хорошо. Мне страшно, что ты могла бы не поверить…
— Тебе?
— Мне.
— Я… — она вдруг поняла, что ему поверит, даже если он сейчас скажет, что эта раздобревшая луна и впрямь камень, или каравай, или еще что-то, столь же нелепое, невозможное.
Она поверит, если он предложит забраться на небо по веревочной лестнице из дождя.
Или поймать луну-камень на крючок в ближайшей луже…
И будет стоять рядом, пока он вьет эту веревку или крючок забрасывает, будет подкармливать луну или тянуть из облаков пряжу, лишь бы вместе.
Рядом.
— Я, кажется, тебя люблю.
— Точно любишь, — согласился Райдо и поцеловал в шею. — Мне нужно, чтобы точно.
— Не знаю. Я раньше никого не любила, поэтому…
— И хорошо, что не любила. Тогда ты будешь любить только меня.
Это прозвучало почти требованием.
— Буду, — Ийлэ готова была дать это обещание, потому что оно не обещание даже — данность.
— До самой смерти?
— И после нее тоже, — она оперлась на него. — Наверное.
— Экая ты… неконкретная, — тихий смешок на ухо. — С другой стороны, честная…