Особое мясо

е в горле слова-головастики, как рвутся они наружу, как хотят обрушиться на него черным, дурно пахнущим потоком.

опавшие листья, наметенные в какой-то угол и тихо гниющие там.

Слова текут без остановки, как бесконечный поток лавы из бездонного жерла вулкана, с той лишь разницей, что эта лава холодная, липкая и вязкая.

речь напоминает ему поток головастиков, влекомых инстинктом в одном направлении и попадающих в совершенно не подходящую им лужу. И вот эти слова-головастики напирают друг на друга, кишат в этой луже, укладываются неровными слоями, подыхают и наполняют воздух окрест кислым, вызывающим рвотные позывы запахом.

Ее слова громоздятся одно на другое, впихиваются друг в друга — как папки с файлами, которые помещены в другие папки, лежащие, в свою очередь, также в пап

слова карабкаются одно на другое, шурша и разворачиваясь в полный рост, словно вынутые из пакетов, куда их уложили на долгое хранение под вакуумом.

снова выходит на лужайку и ложится на траву, глядя в безмолвное ночное небо, в миллионы холодных мертвых огоньков. Небо словно стеклянное. Стекло мутное и твердое. А луна похожа на какое-то странное божество.

от мир жив лишь до тех пор, пока звучит голос японца.

Этот мир жив лишь до тех пор, пока звучит голос японца.

абочие как раз уже приготовили и начали есть запеченного младенца.