Окна во двор

Будем жить гей-семьей на улице, названной в честь спидозного гея. Миленько.

е?
Лев улыбнулся в ответ.
— Пока ни одна не повелась.
Слава цыкнул.
— Ну и дуры.

— Сколько педиков из десяти?

— Сто! — не задумываясь ответил брат.

— Чтобы до полуночи вернул детей в целостности и сохранности.

— А в полночь что?

— Превращусь в козла.

— То есть сам в себя сорок раз? — хмыкнул Лев.

Слава, засмеявшись, наклонился и поцеловал его в губы. Я, садясь на переднее кресло, даже замер от неожиданности: не смог припомнить, ко­гда последний раз был свидетелем подобной сцены. Ваня с заднего сиденья протянул: «Фу-у-у-у».

Оборвав поцелуй, Слава сказал:

— Я тебя люблю.

— А нас?! — ревностно возмутился Ваня.

Папа начал было говорить, что, конечно, тоже любит, но Лев поспешно закрыл окно, отгораживая нас от Славы, и ответил вместо него:

— А вас он терпеть не может, попросил вывезти в лес и закопать. Поехали.

— Обещаю.

— Если ты не разберешься со своими чувствами к людям, а я не встречу любимую девушку, давай лет через два­дцать заключим брак, усыновим детей и будем так жить, но без гейства?

Я искренне постарался не рассмеяться, и у меня бы получилось, если бы за моей спиной Слава не прыснул от смеха. Мы оглянулись на него, и он извинительно махнул рукой.

— Простите, просто я нико­гда не слышал ничего более гетеросексуального, — пояснил он.

Он с минуту смотрел на меня не моргая. Потом сказал:

— Бля.

— Ага.

Так и поговорили.

уже и забыть успел, каково это, ко­гда все разговоры сводятся к сиськам и членам (члены они обсуждают чаще, чем сиськи, вот что интересно).

— А зачем вам мои секреты?

— А тебе самому они зачем?

Короче, если бы я полетел один, уверен, мне бы довелось стать первым в истории пассажиром, который умудрился выйти из самолета на ходу.

. Россия — это яблоко с бабушкиной дачи, пускай червивое, зато свое.