Три смерти
Враження
- Irada Mukhtarovaділиться враженням6 років тому
Три состояния смерти по Толстому: от низшей формы (барыни), смерти, запутавшийся в страхе, мелком, обрюзгшем эгоизме и недоверии к миру, к средней форме (мужик), в которой безропотно и просто принимается страдание, меньше эгоизма (сапоги), оттуда уже к высшей - где смерть принимается как этап жизни
- Фелиция Белковаділиться враженням3 роки тому
👍Раджу🐼ДобраЭкзистенциальный Лев Николаевич думает о различиях и сходствах смерти всего живого.
Марья Дмитриевна умирает долго, мучительно, в окружении семьи, тем самым причиняя боль близким (не связано ли это со смертью самого Толстого?). Мужик уходит из мира одиноким, оставшимся «без почвы под его» (сапоги), безразличие к этой потере проявляется и в том, что данное ему обещание не сдерживается. Дальше — жертвенное убийство дерева - Настя Аксёноваділиться враженням4 роки тому
👍Раджу🚀Неможливо відірватисяОчень жаль людей. Давольно сильно впечатлили последствия смертей. После смерти барыни появилась часовня, но при этом, ни о каком горе не говорится, напротив автор акцентирует внимание на радостных возгласах детей и дворовых людей. А после смерти ямщика, нет никакого надгробия (материальных ценностей), зато молва о нем осталась и люди его помнят. Заставляет задуматься о том, что же действительно важно: деньги и ценности или сердечная привязанность людей и память.
Цитати
- Anna Valeevaцитує9 років тому
Сокроешь лицо твое – смущаются, – гласил псалтырь, – возьмешь от них дух – умирают и в прах свой возвращаются. Пошлешь дух твой – созидаются и обновляют лицо земли. - b4023244533цитує3 роки тому
Туман волнами стал переливаться в лощинах, роса, блестя, заиграла на зелени, прозрачные побелевшие тучки спеша разбегались по синевшему своду. Птицы гомозились в чаще и, как потерянные, щебетали что-то счастливое; сочные листья радостно и спокойно шептались в вершинах, и ветви живых дерев медленно, величаво зашевелились над мертвым, поникшим деревом. - b4023244533цитує3 роки томуЧерез месяц над могилой усопшей воздвиглась каменная часовня. Над могилой ямщика все еще не было камня, и только светло-зеленая трава пробивала над бугорком, служившим единственным признаком прошедшего существования человека.
– А грех тебе будет, Серега, – говорила раз кухарка на станции, – коли ты Хведору камня не купишь. То говорил: зима, зима, а нынче что ж слова не держишь? Ведь при мне было. Он уж приходил к тебе раз просить, не купишь, еще раз придет, душить станет.
