Три Александра и Александра: портреты на фоне революции

молодого люда средь гостей становилось с годами всё меньше. Двадцатый век искоренял петербургско-ленинградский род и племя. У моей бабушки было десятка два родных, двоюродных и троюродных братьев и сестёр; у моей матери – четыре; у меня – одна троюродная сестра, с которой мы не видимся

Альбомы поменьше я вытаскивал и разглядывал. Там, внутри, стояли, сидели, улыбались и переглядывались люди из совершенно другого мира. Сановитые старцы, красавцы-мужчины в длиннополых сюртуках, с чёткими, как будто нарисованными усами и бородами, в шёлковых галстуках, в перчатках и котелках. Дамы в корсетах и платьях с турнюрами, держащиеся невероятно прямо, смотрящие невероятно чистыми глазами.

Обитательницы этих райских кущ при первой возможности предпочитали заводить в своей комнате примус и корыто, варить, парить и стирать, словом, обзаводиться хозяйством маленьким и неудобным, но своим. Их мужья по-прежнему склонны были уважать только себя и своё дело, пренебрегать интересами и потребностями жён, иногда выпивать лишнее, да к тому же ещё и гулять на стороне. На этой почве возникали склоки и дрязги, драмы и трагедии, как будто и не было никакой революции. Социальная утопия не хотела становиться реальностью.