Галина Юзефович рекомендует

Имя, вынесенное в заглавие романа Патрисии Данкер (российскому читателю писательница известна по сборнику «Семь сказок о сексе и смерти», выходившему у нас в конце нулевых), принадлежало персоне вполне исторической. Реальный Джеймс Миранда Барри был племянником известного ирландского живописца Джеймса Барри и воспитанником генерала Франциско де Миранды, борца за независимость Венесуэлы. В 1812 году Джеймс Миранда Барри закончил медицинскую школу в Эдинбурге с дипломом по военной хирургии, после чего на протяжении многих лет успешно служил врачом в британских колониях — в Южной Африке, на Маврикии, на Ямайке и в других местах. Шокирующая правда выплыла на поверхность только после смерти достойного пожилого джентельмена: при рождении Джеймса Миранду Барри звали Маргарет-Энн, и в действительности он был женщиной, проведшей всю свою жизнь в мужском платье.

И хотя Данкер в общих чертах придерживается канвы реальных событий, ее книга — не биография в строгом смысле слова. Автор весьма свободно обращается с фактами, используя подлинную историю Джеймса Миранды Барри, фрагментарную и не до конца проясненную, несмотря на все усилия позднейших исследователей, в качестве основы для самостоятельного художественного высказывания о природе гендера.

В отличие от предыдущей (и единственной на сегодня) переведенной на русский книги Ниеми «Популярная музыка из Виттулы», время действия которой не так далеко отстоит от наших дней, «Сварить медведя» — полноценный исторический роман, действие которого разворачивается в 50-е годы XIX века. Главный герой, саамский мальчик-сирота по имени Юсси, воспитывается в усадьбе паялского проста (так в Швеции называют настоятеля прихода) Лассе Леви Лестадиуса, исторической личности, увлеченного ботаника и неутомимого борца за возврат к «живой вере» и отказ от гибельного для северян пьянства. Вместе с учителем Юсси придется стать участником настоящего детективного расследования (в приполярных краях обосновался серийный убийца, насилующий и убивающий юных девушек), а позже, уже в одиночку, чудом избежать гибели, завоевать любовь и найти свое подлинное призвание.

Александр Стесин с детства живет в США, однако упорно продолжает писать на русском. Его вторая книга (первая, «Нью-Йоркский обход», вышла несколькими месяцами ранее) — странная, неопределимая с точки зрения жанра проза, нечто среднее между тревелогом, мемуарами, автофикшном и философским эссе. Рассказывая о своей работе в Гане в качестве «врача без границ» (по профессии Стесин онколог) и последующих африканских путешествиях, автор, по сути дела, делится с читателем собственным опытом понимания и принятия бесконечно чуждого на первый взгляд образа жизни. Доброжелательное любопытство и готовность к преодолению инаковости делает образ рассказчика неотразимо обаятельным, а интегрированные в книгу переводы африканских поэтов создают внутри прозаического текста неожиданный и эффектный лирический контрапункт.

Главный триллер 2010-х годов и священный Грааль всех издателей, упорно не теряющих надежды найти нечто «вроде Флинн» и потому ежегодно выводящих на рынок ее бесчисленных (и по большей части совершенно беспомощных) эпигонов. Мощная семейная драма, помноженная на захватывающий сюжет, целая компания ненадежных рассказчиков и щедрая россыпь ложных финалов — словом, книга, меняющая стандарты в сфере остросюжетной прозы и наши представления о ее месте в жанровой иерархии.

Главная тема всего творчества нобелевского лауреата Кадзуо Исигуро — это память, ее зыбкость и ненадежность. В «Погребенном великане», написанном в жанре фэнтези, писатель ставит вопрос предельно жестко и предметно: чем мы готовы заплатить за хрупкий мир, основанный на забвении, и какой ценностью обладает любовь, если память иллюзорна и мы, по сути дела, не знаем тех, кого любим? Безусловно, одна из важнейших книг нашего времени, особенно — для нашей страны с ее вечными проблемами в области исторической памяти и принятия прошлого.

Изменение гендерных ролей, сексуализация гаджетов, искусственный интеллект, современное искусство — в своем лучшем романе прошедшего десятилетия Виктор Пелевин собирает все самые важные тенденции дня сегодняшнего, продлевает их в будущее и доводит до логического предела. Увлекательный ментальный эксперимент, отлитый ко всему прочему в форму детектива с тремя последовательными фальшивыми концовками.

Зараженные тифом джинсы, бритвенные лезвия в импортной жвачке, детские ноготки в колбасе, зловещий профиль Троцкого на спичечной этикетке и колорадские жуки-диверсанты, специально засланные на территорию СССР коварными американцами. Воображаемые опасности подстерегали советских граждан на каждом шагу, и легенды о них передавались из уст в уста. Временами эти легенды создавали почву для полномасштабных моральных паник, а иногда им даже удавалось закрепиться в общественном сознании в качестве общепризнанных исторических фактов. В своей книге, ироничной, информативной и глубокой, антропологи Александра Архипова и Анна Кирзюк собрали и проанализировали самые яркие мифы советской эпохи, показав, как и почему они возникали, что сообщали о социуме своего времени, как циркулировали, почему умирали и в каком виде возрождались.

С тридцатилетней временной дистанции стремительное падение Берлинской стены в ноябре 1989 года выглядит одновременно неизбежным и необъяснимым: понятно, что в долгосрочной перспективе она была обречена, но при этом могла пасть полугодом раньше, а могла совершенно спокойно продержаться еще год или даже два. Никто из наблюдателей не был готов к такому повороту событий, все ждали, что процесс демонтажа будет медленным и поэтапным — однако вместо этого коллапс произошел с ошеломляющей быстротой. Книга американского историка Мэри Элиз Сарротт в мельчайших деталях (иногда едва ли не поминутно) восстанавливает события, предшествовавшие падению Берлинской стены, и демонстрирует, как случайности накапливаются, буквально на глазах завороженного читателя превращаясь в неумолимые и неотвратимые исторические закономерности.

Для английского историка Ричарда Вайнена 1968-й — это скорее стиль, чем конкретный год. И хотя события в Европе (в первую очередь во Франции) весной и летом 1968-го стали самым ярким проявлением этого стиля, его приметы разбросаны на хронологической прямой заметно шире — с середины 60-х и до начала 70-х годов. По версии Вайнена, на это время пришлась резкая и повсеместная мобилизация самых разных (а вовсе не только левых, как кажется сегодня) радикальных сил, изменившая облик Европы едва ли не сильнее, чем распад социалистического лагеря в конце 1980-х годов. Полифоничная и многофигурная, сплетенная из колоссального числа персональных свидетельств, документов, статистических выкладок, газетных вырезок и прочего документального сора, книга Вайнена в итоге разворачивается в масштабную панораму эпохи, охватывающую пространство от Америки до Франции и от Англии до Италии.

Артура Конан Дойля часто путали с его самым знаменитым героем, Шерлоком Холмсом. Однако за расследования реальных преступлений он брался крайне редко — и только в тех случаях, когда считал, что допущена серьезная несправедливость. Самый известный случай вмешательства Конан Дойля в британское судопроизводство — его участие в освобождении англичанина индийского происхождения Джорджа Эдалджи, описанное, в частности, в известном романе Джулиана Барнса «Артур и Джордж». «Конан Дойль на стороне защиты» Маргалит Фокс (российскому читателю писательница известна своей блестящей «Тайной лабиринта») — это в некотором смысле «Артур и Оскар», поскольку на сей раз речь пойдет о попытках Конан Дойля вытащить из тюрьмы Оскара Слейтера, ложно обвиненного в убийстве аристократки и приговоренного к пожизненному заключению. В своей книге, выстроенной по канону увлекательного документального детектива, Фокс рассказывает и о самом Оскаре Слейтере (человеке весьма непростом и далеко не безгрешном), и о борьбе Конан Дойля за его освобождение, и о британской системе правосудия начала ХХ века в целом.

Вокруг романа Джона Краули «Маленький большой» — удивительной волшебной сказки, затягивающей читателя так, словно в ней и вправду не обошлось без эльфийского волшебства, — существует компактный, но крайне устойчивый культ. «Ка» — книга той же восхитительной породы и так же может рассчитывать на культовый статус. Медитативная, просторная и завораживающая история Дарра Дубраули — мудрейшего из воронов и магического трикстера, способного соединять три мира (мир людей, мир воронов и мир мертвых), — рассказывается на несколько последовательно сменяющих друг друга голосов, принадлежащих разным странам и эпохам. Обрастая деталями и полнясь новыми приключениями, на каждом витке история эта, тем не менее, остается неизменной в главном: что бы ни происходило с Дарром Дубраули и его спутниками, их путь — это бесплодный и неодолимо притягательный путь поиска волшебного артефакта, дарующего бессмертие.

Автор одного из самых захватывающих нон-фикшн-бестселлеров последних лет «Паразит: Царь природы» Карл Циммер возвращается к нам с новой историей — на сей раз о наследственности. Вслед за ранними исследователями этой области мы привычно считаем, что главный фактор, определяющий потенциал человека, — это сочетание генов, полученных нами от наших предков. Однако на практике все куда сложнее: так, от родителей человек наследует не только гены, но и, к примеру, часть микрофлоры кишечника, помогающей переваривать пищу. Порой в нашем теле обнаруживаются клетки, а иногда и целые органы, генетически принадлежащие другим людям (нечто подобное произошло с молодой американкой Лидией Фэйрчайлд: генетический анализ показал, что ДНК ее матки не совпадает с ДНК остального тела). Представления о наследственности зависят от культурных и социальных факторов и в свою очередь зачастую их же определяют. Словом, наше понимание того, как функционирует эта диковинная область, и сегодня, через сто пятьдесят лет после открытий Георга Менделя, остается шокирующе неполным. Сочетая яркие примеры с изящными концептуальными обобщениями, Карл Циммер очерчивает контуры существующих сегодня лакун в человеческих знаниях о наследственности и намечает направления дальнейших исследований.

Филолог Андрей Зорин обладает счастливой способностью любую историю — независимо от ее популярности или, наоборот, эзотеричности — превращать в чистое золото. Нынешняя книга о Льве Толстом, писавшаяся изначально в расчете на англоязычного читателя, не откроет ничего принципиально нового в биографии классика, однако прочесть ее будет одинаково приятно и тому, кто знает о Толстом очень много, и тому, кто не знает о нем почти ничего. Если же оставить в стороне несравненное обаяние зоринского стиля, то следует признать, что «Жизнь Льва Толстого» ровно та биография великого русского писателя и философа, которой нам очень давно и очень сильно не хватало: актуальная, но без насилия над материалом, и популярная, хотя и академически выверенная в каждой детали.

«Город женщин» выстроен как письмо старой женщины женщине помоложе. Девяностолетняя Вивиан Моррис пишет семидесятилетней Анджеле Грекко, чтобы объяснить, наконец, кем она, Вивиан, была для давно умершего отца Анджелы. Впрочем, и сам вопрос, и ответ на него — не более, чем условность: взяв старт с этой точки, роман закладывает просторную петлю, охватывающую, по сути дела, всю жизнь рассказчицы. Исключенная из престижного колледжа за абсолютное безделье, весной 1940 года девятнадцатилетняя Вивиан, девушка из богатой семьи и без сколько-нибудь выраженных интересов (за вычетом интереса к шитью), приезжает в Нью-Йорк, чтобы поселиться у тети — владелицы захудалого театра на Манхэттене. Здесь Вивиан предстоит из наивной инженю превратиться в дерзкую вамп, стать художником по костюмам, влюбиться, разочароваться, предать подругу, стать участницей позорного скандала и пережить изгнание из своего персонального рая — для того, чтобы годом позже вернуться сюда обновленной, обрести прощение, семью и, в конечном счете, саму себя.

На протяжении многих лет параноидальная уверенность Эрнеста Хемингуэя в том, что за ним следят американские спецслужбы (именно она подтолкнула писателя к самоубийству), считалась проявлением ментального расстройства, якобы поразившего Хемингуэя в последние годы жизни. Однако рассекреченные несколько лет назад материалы архивов ЦРУ и ФБР показали, что у писателя были все основания для тревоги: на протяжении большей части 1950-х годов он в самом деле находился «под колпаком» как возможный агент коммунистического подполья. Книга американского историка Николаса Рейнольдса — спокойное и аргументированное исследование того, насколько обоснованными были подозрения американских спецслужб и что на самом деле связывало Хемингуэя с коммунистами.

Любимец российской (да и не только российской) читающей публики швед Фредерик Бакман на сей раз выступает в неожиданном для читателя жанре. «Что мой сын должен знать об устройстве этого мира» — не роман, не сборник рассказов и уж тем более не пособие по воспитанию детей, как может показаться в первый момент, но серия обаятельных, трогательных и уморительно смешных монологов, обращенных к полуторагодовалому сыну писателя, Бакману-младшему. Осознанное родительство, обратной стороной которого является навязчивый страх ошибки; абсурд и величие детской поликлиники; бесценные наставления отца сыну (как пройти уровень в компьютерной игре Monkey Island-3, как уцелеть в «Икее» и почему ни в коем случае не стоит писать в бассейн с шариками); зашкаливающая нежность и вечная тревога — обо всем этом Бакман пишет со своей обычной узнаваемой интонацией, желчной, ироничной и вместе с тем обезоруживающе проникновенной.

Александр Стесин — безупречное, едва ли не гротескное воплощение русского интеллигента не советской даже, а досоветской (или, если угодно, внесоветской) закваски. Врач (Стесин работает онкологом в одной из нью-йоркских клиник), поэт (даже в нынешней — формально прозаической — книге один из разделов написан в стихах), писатель, интеллектуал-богоискатель, эмпатичный скептик, наблюдательный меланхолик. Фигура автора по-настоящему важна не для всех книг, но применительно к «Нью-йоркскому обходу» она — ключ ко всему, потому что жанр, в котором работает Александр Стесин, предполагает предельную персональность: это автофикшн или, как сам он не без иронии замечает, «смесь травелога с мемуаром на фоне медицинской тематики».

Впрочем, по отношению к прозе Стесина термин «автофикшн» с его акцентом на корень «авто» («о себе, про себя») не вполне корректен: большая часть текстов, вошедших в книгу, сфокусирована не на самом авторе, но на тех, кто его окружает: пациентах, коллегах, их родных и знакомых.

Гений, великий ученый, крупнейший лингвист современности, лучший лектор страны — ни одно из этих напыщенных определений не выглядит преувеличением по отношению к академику Андрею Анатольевичу Зализняку (1935–2017). Человек, поставивший точку в споре о подлинности «Слова о полку Игореве», исследователь берестяных Новгородских грамот (его ежегодные лекции в МГУ, систематизировавшие и комментировавшие находки каждого археологического сезона, были важнейшим событием не только научной, но и культурной жизни России), создатель «Грамматического словаря русского языка», легшего в основу поисковых алгоритмов «Яндекса», ироничный разоблачитель лженауки и неутомимый просветитель, Андрей Анатольевич вдобавок ко всему был еще и человеком поистине космического обаяния, любимым наставником и другом нескольких поколений отечественных и зарубежных ученых. Именно этой — не академической, но человеческой, персональной — грани его личности и посвящена в первую очередь книга лингвиста Марии Бурас. «Истина существует» — не столько полноценная биография, сколько мгновенный слепок памяти, попытка зафиксировать и отлить в тексте живой голос самого Зализняка, а также голоса близких ему людей, хранящих воспоминания о нем.

Книги канадского классика и вообще одного из лучших писателей ХХ века Робертсона Дэвиса в России известны определенно недостаточно. Хочется верить, что долгожданное переиздание самого известного его цикла — великой «Дептфордской трилогии», да еще и под одной (весьма стильной) обложкой сможет, наконец, изменить ситуацию к лучшему.

Запутанной и многослойной историей трех друзей юности, один из которых стал великим фокусником (или, возможно, настоящим чародеем), другой — таинственным историком, а третий — финансовым магнатом, в разные годы восхищались Джон Фаулз, Умберто Эко и Маргарет Этвуд; Робертсона Дэвиса называет среди своих учитетелй Нил Гейман. Дептфордская трилогия, одновременно утонченная и захватывающая, относится к числу тех редких книг, которые в равной мере обращаются и к интеллекту читателя, и к его бесхитростному желанию провалиться в головокружительную историю с множеством хитроумных ловушек и неожиданных сюжетных поворотов.

Ясная, увлекательная и афористичная книга Элизабет Уилсон исследует две сопредельные, но не идентичные области. С одной стороны, это собственно артистическая «богема» — обитатели воображаемой страны, рубежами которой, по мнению одного из ее обитателей, были «холод, голод, любовь и надежда». С другой — волнующий, всегда ностальгический, отчасти правдивый, отчасти ложный миф о ней.

Под «богемой» Уилсон понимает новый своевольный креативный класс, образовавшийся в конце XVIII века, когда художники всех типов оказались брошены на произвол рыночных отношений, окончательно отделившись от цеха ремесленников и одновременно лишившись поддержки состоятельных покровителей. Уилсон исследует историю этой социальной группы, одновременно одержимой жаждой признания и убежденной, что любой успех есть признак буржуазной вульгарности, сразу в нескольких плоскостях. В фокус ее внимания попадает и экономика культуры как таковой, и история идей, и социология городских сообществ (богема — всегда порождение мегаполиса), и культурология протеста и эпатажа, и биографии самых ярких представителей богемы двух веков — от звезды «веймарского декаданса» танцовщицы Аниты Бербер до реформатора театра Антонена Арто, от поэта Дилана Томаса до художника Джексона Поллока.